АНАЛИТИКА

История.

 

обсудить в форуме

"Из истории Киргизстана.
Дневник настоятеля Иссык-кульского монастыря." (1)

 

Публикация представляет собой реконструкцию архивной машинописной копии, сделанной после 1917 года с поврежденной рукописи архимандрита Иринарха с отточьями в некоторых местах (в основном на первых пяти страницах) и с достаточно большим количеством слов, сомнительно расшифрованных архивным работником. Указания о местонахождении подлинника в деле не содержится, сам автор рукописи упоминает, что отправляет эти воспоминания, написанные ими отчасти во время самого события (собственно «дневник»), отчасти сразу после (рассуждения о причинах и своей роли в «предупреждении» событий), в распоряжение «Православного благовестника». Заверенная копия с дневника была сделана после революции, о чем свидетельствует новая орфография архивного документа. Сама личность автора дневника, снявшего с себя после революции священный сан (2), может вызвать сомнения в истинности описанных событий. Можно не соглашаться с оценками, выводами и анализом причин, которые предлагает автор дневника, но фактические данные, изложенные в документе, подтверждаются заключением Уездной прокуратуры, жандармского управления г. Верный, другими архивными документами (3) и на данном этапе изучения проблемы не вызывают сомнения. Все следственные дела о восстании 1916 года прекращены в марте 1917 года и с того времени не возобновлялись.
Восстановление «дневника» по архивной копии автором публикации заключалось в реконструкции мест, обозначенных отточиями и включении слов, заведомо пропущенных либо в самом документе, либо в копии, пропуск которых мешает пониманию текста. Такие вставленные автором публикации слова выделены курсивом. Слова и выражения, которые расшифровать не удалось, оставлены в тексте, включены в круглые скобки со знаком вопроса. Имена, особенно монашествующих, особенно сильно пострадали при составлении машинописной копии. Неудобочитаемые имена реконструировались по святкам и в тексте эти исправления не отмечены. Отточиями обозначены места, которые не подавались реконструкции. Синтаксис по возможности приведен в соответствие с современными правилами. Текст от редактора вставлен в круглые скобки.
Киргизский мятеж в Пржевальской области в августе 1916 года.

 

Дневник настоятеля иссык-кульского монастыря архимандрита Иринарха.

Назначенный на должность настоятеля Иссык-кульского монастыря в августе 1915 года и прибывший к месту служения в декабре того же года, я не имел возможности, вследствие незнания киргизского языка, непосредственно следить за движением киргизских умов, не мог посредством личной беседы с ними … с их настроением, их чаяниями и надеждами…. (Далее пропускаем пять страниц, не поддающихся убедительной реконструкции)
Ложность этого сообщения побудила духовный совет монастыря в этот же день – 4 августа в журнальном постановление за номером 24 отметить, что «успокоительные сведения Семиреченских областных ведомостей о возвращении киргиз на работу, по крайней мере, в Пржевальском уезде, не соответствует действительности. Заметка об этом помещена в 168 №-ре газеты от 28 июня, тогда как духовный совет монастыря начал установление фактов оставления киргизами работ лишь только 31 июня и затем дальше 2-го августа, и ныне в сем журнале (№24) 4-го числа того же месяца. Начальник Пржевальского уезда, как видно из приведенной выдержки «Семиреченских областных Ведомостей», смотрел на дело оставления киргизами у русских службы легкомысленно – дескать ушли для совещания по вопросу призыва их для тыловой в армии работы. Сам же он с киргизским населением по этому делу не беседовал, так как все время оставался в Пржевальске, усилив в то же время караул собственной персоны. Он вел переговоры по этому вопросу только со старшинами, от которых отобрал «приговора» на согласие дачи в армии рабочей киргизской силы, заставив их также присягнуть на «Коране» в верности исполнения обещания. Одним словом, сделал то, что благоразумный человек и не подумал бы сделать. Ведь государь император повелел соизволить набор среди киргиз рабочей силы. Причем же здесь приговор? Отобранием приговоров и приведением к присяге он подал старейшинам косвенное право обсуждать высочайшее повеление, каковое, как для киргиз, так и для русских являлось законом. Требуя от старшин помимо киргизской массы приговоров, он связывал старшин и отдавал их с головой их …. соотечественникам. 7-го августа у меня было двое киргизских старшин для того, чтобы получить списки ушедших в монастыре с работы киргиз. Они, извиняясь за своеволие рабочих, выбывших будто бы для работ на маковых плантациях, обещая возвращения их к месту служения через три дня, т.е. к роковому 10 августа. Значит, киргизы допускали возможность иной причины ухода рабочего люда, чем предполагал уездный начальник . … (все -?) в монастыре смотрели на это дело много иначе. Журнальным постановлением от 2-го августа за №-ом 23 нами решено было выяснить вопрос о убытии киргиз с работы, а 4-го августа в журнальном постановлении за № 24 зарегистрировали следующее: «слушали: добиться монашествующими от бывших монастырских рабочих киргиз сведения о причине массовых отказов рабочего люда в исполнении обязанностей … 5. Жур. Дух. Совета 2-го августа за №ом 22: удостоверяется продолжение ухода киргиз с работ не только монастырской экономии, но и в соседних монастырских селах. В последние дни богомольцы из сел: Преображенского (Тюпа) и Озерного Фольбаумовского (Кутурги) сообщили о продолжающемся уходе рабочих киргиз со своими пожитками в горы. 7. по собранным некоторыми монашествующими сведениям от своих рабочих киргиз (в монастыри) о причинах нежелания продолжать работу, причины эти в сообщениях киргиз носят такой характер: потому что имеют собственную маковую плантацию, которая требует обработки и присмотра, из-за хворости, по случаю взятия на войну, потому что братьев берут на войну, так как родственики не позволяют служить, потому что имеется работа более выгодная, потому не желают работать, потому что старшины удостоверяют набор на днях и прочее. Ко всему этому нельзя не добавить, что некоторые из киргиз рабочих говорят, что ни под каким видом не пойдут на войну. Постановили: обычное общее количество киргизских рук упало уже к началу марта сего 1916 г., когда о культуре маковых плантаций в уезде никто не думал. (Разведение мака для добычи опия было строго воспрещено и разрешение отпускного производства последовало позже). И о предстоящем призыве туземцев для несения работы в тылу нашей армии не было речи. Уходы нанятых уже в работу киргиз главным образом начались со времени распространения между ними известий об их призыве в армию, уходы же на работу на маковые плантации носили частичный не имевший общего значения характер. Несомненно, что в значительной доле волнения киргиз могут объясняться даванием им, вероятно старшинами, неправильного толкования их призыва «на войну», хотя нельзя отрицать возможности смутного настроения среди них еще в марте месяце, когда стали сказываться недостатки в киргизском рабочем люде, неизвестно куда исчезнувшим. Чем разрешится вопрос о призыве киргизского населения службы в тылу нашей армии по Пржевальскому уезду, миролюбиво или с осложнениями какими, неизвестно, НЕСОМНЕННО ЖЕ ОДНО, ЧТО РУССКИЙ ПЕРЕСЕЛЕНЕЦ В КРАЕ СТРАДАЕТ СИЛЬНО. Дух. Совету не известно, принимает ли какие-либо меры начальник Пржевальского уезда к облегчению положения русской солдатки, оставшейся без нанятого рабочего, в отношении же монастыря им ничего не делается.
Брожение среди киргиз не предвещало ничего доброго. Их убеги от русских хозяев, хотя и были дружны и повсеместны, но иногда ознаменовались взаимными ссорами с такими побоищами, которые наглядно показывали всю серьезность нашего положения… 7-го августа около часу пополудни нам пришлось быть свидетелями жестого избиения нескольких оставшихся в монастыре на работе киргиз киргизами, прибывшими со стороны. С трудом прекратив драку, я, в присутствии нескольких иноков, установил личности посторонних киргиз, нанесших тяжелые ранения нашим пастухам-киргизам. Об этом, конечно, по обычаю «на ура», так как начальник уезда неизменно отмалчивался на мои официальные сообщения и запросы, я уведомлял его с прибавлением, что киргизы между собой не примирились, и я опасаюсь возможности возобновления ссоры, ответственность за последствия каковой с уведомлением о происшедшем с себя слагаю. Того 7 августа ко мне заявились с претензиями на учиненные им со стороны киргиз побои и проживавшие семьи киргиз из монастырских рабочих. Не успели выйти от меня киргизки, как прибыли двое …. хорошо одетых киргиз – брат Курментинского волостного управителя и Курментинской волости судья – Тортубеков. Назвав себя посланцами начальника уезда, обычно окружавшим себя не русскими людьми, а киргизскими, они объявили и о цели своего посещения. Ими было поручено полковником ИВАНОВЫМ вернуть монастырю уклонившихся от работы киргиз. Записав фамилии наших беглецов рабочих, они, извиняясь за их своеволие, будто вызванное потребностями производства работ на маковых плантациях, улыбаясь, удостоверили, что все выбывшие вернутся к месту производства работ не раньше и не позже 10 августа (в последствии оказавшего первым днем бунта и массового избиения русских). Между тем с этого дня (7 августа), усиленно стали циркулировать в монастыре через знакомых киргиз слухи о предстоящем погроме русских. Но кто мог этому серьезно верить. Я писал туркестанскому епископу 31 июля по поводу этих толков, что отклонил устройство охраны, хотя бы в форме усиления караула, потому что начальник уезда полковник Иванов не извещен о могущей быть опасности, и усиление охраны может вызвать всевозможные разговоры, сначала в монастыре, затем в соседних селах и быть истолковано в неблагоприятном для обители смысле. Начальник уезда хвастливо всем и каждому говоривший об идеально поставленной в его уезде «агентуре», теперь мог бы монастырь уведомить о серьезности положения дел. Нельзя же было допустить, что нерасположение его ко мне, к монастырю ли удержит от долга предупреждения об опасности… ПО ИМЕВШИМСЯ В МОНАСТЫРЕ СВЕДЕНИЯМ, КИРГИЗЫ БУДТО ГОВОРИЛИ, ЧТО СПЕРВА ЗАРЕЖУТ ЕГО, ПОЛКОВНИКА ИВАНОВА, МНОГО ИМ НАСОЛИВШЕГО НЕЗАКОННЫМИ ПОБОРАМИ.
8 августа на монастырской экономии между киргизами продолжались взаимные ссоры и побоища. Однако 9 августа некоторые из рабочих киргиз стали на работу, но в настроении их не ощущалось конца забастовки и начала течения нормального труда. Монашествующие, Бог весть откуда, продолжали получать сведения о надвигающейся на русских опасности с окружающих иссык-кульский монастырь гор, куда поскрывались киргизы. В этот день на всякий случай была осмотрена единственная наша запасная лодка для безопасного на ей плавания. Я ожидал тех или иных вестей от начальника уезда на посланные ему казенными заказными письмами три официальных отношения, имевшие прямое отношение к переживавшимся событиям и во всяком случае не думал о могущем вылиться киргизском восстании в те ужасные формы мятежа, свидетелем и летописцем которого вскоре же стал, так как изо дня в день начал производить запись незабываемых переживаний и страхов. В этот день 9 августа утром приехал в монастырь с женой Ольгой Андреевной и десятилетним сыном Павлом для пользования иссык-кульскими водами присяжный поверенный из города Пишкека (Семиреченской области), отбывающий там же воинскую повинность в караульной команде рядовым солдатом Михаил Васильевич БУТИН. Он хотел устроиться на все время своего отпуска у нас в монастыре. Как ни приятно мне было его намерение пожить у нас, мне пришлось отказать ему в гостеприимстве, так как у нас некому было готовить для него пищу, ибо монастырский повар работал с братией на полях. Я мог ему только обещать отправить его на наших лошадях до следующей почтовой станции, куда, однако, мог доставить его утром 10 августа. Бутину в силу необходимости пришлось остаться в монастыре гостем. Я знакомил его с монастырским хозяйством, когда в обитель приехали новые гости в лице Сазоновского священника с женой и двумя детьми и жена Сазоновского следователя С.М. КУЛАКОВА. Приезд гостей меня несказанно обрадовал. Если они едут в монастырь, то значит не везде ощущается опасность положения, и мы далеки от неприятных неожиданностей со стороны киргизского населения. Я уговорил Бутиых остаться на 10-е число у меня гостем, совершенно не предполагая, что этот день будет памятным каждому из нас на всю жизнь, что киргизы с этого дня выделяются в нашем сознании из ряда других народностей, среди которых нам приходилось жить и работать. Но теперь я перехожу к своему дневнику и воспоминаниям из времени нашего осадочного положения в Пржевальском уезде.
10-го Августа. С раннего утра почти вся братия вышла на полевые работы. Тогда же отправились на рыбалку под предводительством тестя священника Сазоновской церкви В.В. СЫЧКИ – священник отец Сергей ПСАРЕВ с детьми и М.В. Бутин.
В 9 утра я направился в монастырскую гостиницу за оставшимися гостями, чтобы пригласить их пить чай приготовленный в так называемом архиерейском помещении. Оказалось, что гости уже пьют чай у себя, приготовленный гостинщиком. Ожидая возвращения с рыбалки своих, они просили меня немного повременить и предложили мне выпить стакан чаю у них. Я согласился. Около 10 утра прибежал в гостиницу взволнованный о. Казначей монастыря (посланный -?) Арсений с сообщением, что собравшиеся было часть киргиз рабочих на работу, неожиданно, будто по сигналу, побросав косы и грабли, поубегали в направлении к горам. Приученный еще с июля месяца к таким «неожиданностям» убегов монастырских рабочих из киргиз, я стал успокаивать о. Казначея тем, что грядущая неуборка сена и хлебов, если и отразится на экономическом положении монастыря, то не так жестоко, как может рисоваться теперь. Мы можем, говорил я, продать большую часть скота военному ведомству, ремонтная комиссия которого, сейчас скупает для армии лошадей, а в недалеком будущем, надо полагать, имеющему приступить к скупке для нужд той же армии и крупного рогатого скота. Впоследствии времени мне обновили все коневодство и скотоводство улучшенными породами, и монастырское хозяйство несомненно станет еще лучшим. Успокоенный моими доводами о. Казначей ушел, а я вновь стал приглашать гостей к себе пить чай. Не успели мы подняться, чтобы идти в монастырь, как в гостиницу опять стремглав вошел казначей с новыми тревожными сведениями. Он передал, что только в монастырь дали знать о том, что будто бы взбунтовавшиеся киргизы убили одного из своих почетных представителей, некоего БУРГАНЕКА (Бурган-Ака -?), известного в монастыре своим поручительством за наших пастухов, и будто ищут тех почтенных киргиз, которые 7-го августа были у меня за получением списка рабочих киргиз на предмет водворения их на места занятий. Мы выслушивали отца Казначея уже на пути в монастырь. По пути на встречу нам быстро шли гости-рыболовы, тоже напуганные киргизским бунтом. Обмениваясь впечатлениями событий, мы дошли до места предполагавшегося чаепития, как кто-то из монашествующих спешно сообщил новую весть о совершенном киргизами убийстве нашего соседа хуторянина Захара ЕСПИЕННКО и что мятежные киргизы уже идут в монастырь. Тогда же прибежала с своего хутора с детьми ЕСПИЕНКО, его соседка И.Ф. ДУРАКОВА с плачем подтвердившая пока еще слух о действительности убийства упомянутого Захара ЕСПИЕНКО. Началось общее смятение. Что делать, куда деваться, где искать спасения, эти вопросы подавали всякие предположения. Мое положение в эти моменты было безвыходным. Бросить ли гостей и бежать устраивать совещание с братией, вероятно уже поразбежавшейся, или остаться с приезжими, оставить на произвол судьбы вверенную моему руководительству братию и попечения монастырь. В период этих молниеносных размышлений с другого берега монастырского затопа раздался крик прискакавшего на лошади крестьянина А.И. СТАРОДУБОВА с приглашением спасаться на лодках. Мы, находившиеся вдали от берега, не слышали окриков СТАРОДУБОВА, но один из иноков, монах НИКОДИМ, стремительно к нам подбежавший предупредительно нас об этом оповестил. Раздался плач и крики детей и женщин. Все устремились к стоящей на берегу довольно поместительной лодке. Об установлении порядка посадки в лодку не могло быть и речи. В нее стали садиться первыми те, кто был легче на ноги и здоровее. Убеждения, чтобы в первую очередь были приняты женщины и дети, имели очень малый успех. Но, слава Богу, кое-как удалось поместить в лодку большую часть женщин и детей, своим паническим страхом, отчаянными криками и душу раздирающим плачем действовавших и на нас, мужчин. Здесь, около импровизированной в несколько минут пристани, вблизи хибарки глубокого старца схимника Исихия, оказалась другая, ему принадлежащая, лодчонка. Была испробована посадка кое-каких людей и в нее, но совершено неудачно. Самодельная, неуступчивая на ходу, она могла поднять одного и много двух человек. Среди нас, оставшихся в монастыре, была и часть моих гостей – М.В. Бутин с женой и сыном. Несколько успокоившись от первых вспышек страха и собравшись с мыслями, я с М.В. пошел в гостиницу за его вещами, среди которых имелся двуствольный дробовик с несколькими фунтами пороху и большим запасом разного калибра дроби. Пройдя монастырские ворота, мы могли видеть далеко вперед по протянувшейся ровно как стрела почти двухверстной карагачевой дороге. Ездоков в направлении к монастырю и обратно не было. Ехавшие было сюда киргизы, почему-то изменив намерение, уехали прочь. Значит опасность еще впереди, хотя, быть может, и близка. Во всяком случае, отсутствие киргиз давало надежду более спокойно выбраться из монастыря, когда за нами приедет лодка, а сейчас получалась возможность потолковать с оставшимися пока в монастыре монахами. Возвращаясь из гостиницы в обитель, я встретил духовника иеромонаха Рафаила и еще нескольких братий. Предложили им обсудить вопрос о дальнейших действиях. Отец Рафаила решительно отверг мое предложение искать спасения на стороне. По его уверению киргизы монахам вреда нанести не могут. Придут, пошумят, награбят и уйдут. Некоторые из бывших тут братий разделяли мнение о. Рафаила, и я понял, что здесь сказывается влияния его на них, как духовника и опытом умудренного старца. На мой встречный вопрос (согласить…но) о. Рафаил, убежденный, что киргизы монахов не тронут с тем, что эти самые монахи будут свидетелями их грабежа в монастыре, он, махнув рукой, рассмеялся. Я стал тогда спрашивать монахов порознь, о том, поедут ли они в лодке искать спасения вне монастыря. Все это я помню как во сне.
Вероятно, я не упомнил полностью и ответов, и тех, к кому обращался с вопрошениями. Старец схимник Исихий на мое предложение выехать на время из монастыря ответил обвинением в отсутствии у меня веры в Бога, монах ФЕОКТИСТ на то же предложение махнул рукой, иеродиакон ПОРФИРИЙ ответствовал отсутствием времени – надо ехать посмотреть, что делается в степи, послушник старец СИМОН, вообще не купавшийся, заявил, что некогда, так как идет в Иссык-Куль купаться т. проч. Я счел свои обязанности в отношении иноков оконченными. Пожелавшие искать спасения от мятежных киргиз на стороне стали собираться в дорогу, а пожелавшие остаться в монастыре отошли к летнему Троицкому собору, который с этого времени с антиминсами, запасными дарами и всею находившеюся в нем церковною утварью мною был передан в полное ведение о. духовника иеромонаха Рафаила. В числе решивших остаться в обители были: иеромонах РАФАИЛ, схимник ИСИХИЙ, монахи – ДОСИФЕЙ, ДОРОФЕЙ, ФЕОКТИСТ, послушники – НИКИФОР, ФЕОДОР, СИМЕОН, МИХАИЛ, НАЗАРИЙ, СТЕФАН и АЛЕКСАНДР (ВАВИЛОВ). Решив временно до выяснения обстоятельств покинуть монастырь, мы избрали местом своего пребывания безымянный монастырский островок о двух десятинах земли приблизительно, омываемый заливом Песчаным на Юго-западе, в трех верстах от монастыря. Казначей иеромонах АРСЕНИЙ хотел вынуть из ящика, хранившегося в ризнице в количестве 200 с небольшим рублей, но я не дозволил, велел ограничиться на первые наши нужды теми 300 рублями, которые были у него на руках в качестве приготовленных для меня, собиравшегося ехать в город Верный (ныне Алма-Ата), но отклонившего свою поездку лишь только началась на монастырской экономии забастовка рабочих киргиз. Это распоряжение было … выгодности для нас от этого, так как киргизы, имевшие главною очевидною целью грабеж, могли, не найдя в монастыре никаких денег обратить внимание на наш островок с нами новоселами на нем и сделать попытку проникнуть на него за «монастырскими сокровищами». Не дозволив брать с собой денег из сохранного сундука в … последовательности, я не стал брать ничего с собою и из собственных вещей, и ценных, и дорогих по воспоминаниям. В последствии времени могут судить о моем поступке как угодно, в данный момент, хотя в необычно возвышенном состоянии нервов я действовал так, как подсказывали мне в видах общего спасения мой разум и мое сердце.
Ведь могло быть и так, что оставляемые в живых, не хотевшие покинуть монастырь иноки, могли быть терзаемы мятежниками в целях обнаружения не только монастырских сумм, но и имущества настоятеля. К нам, оставшимся пока в монастыре, начали по немногу прибывать беженцы из соседних хуторов. Опять оказались женщины с детьми. Прибыли юноша Н. ДУРАКОВ с дробовиком к живейшему удовольствию М.В. БУТИНА. Они сразу же занялись набивкой патронов. Жена БУТИНА с их сыном была устроена в густых камышах на случай внезапного подхода киргиз. А тут, помнится, о. РАФАИЛ принес и весть, что в монастырь мчатся конные киргизы. Пришлось попрятаться в камыши и нам, откуда, впрочем, скоро все повылезли, так как сидеть, спрятавшись, гораздо жутче, чем ожидать нападения в открытом месте. Я не знаю, долго ли пришлось ожидать прибытия за нами лодки, но она приплыла и не ода, а две, и мы благополучно перебрались на них на свой остров. Он оказался великолепнейшим местечком в стратегическом отношении. Только с одной Северо-восточной стороны он сравнительно был близок к материку – в 50-70 от него саженях. Зато со всей восточной и северной стороны он с крутыми, обрывистыми берегами и почти кругом, за исключением Южной стороны, озерной части, огражден… почти сплошным камышом.
Вся же его общая поверхность покрыта, хоть и недостаточно густо, джерганаком (облепихой), являвшимся для нас надежным укреплением, соответствуемым проволочным заграждениям на войне. На острове - полуразрушенный домишко, когда-то сложенный любителями-рыболовами из монахов.
Этот домик был нами обращен для дня в мастерскую снарядов, для ночи – в спальню для женщин и детей, и его крыша – в постоянный наблюдательный пункт. При переезде на остров было выяснено, что у нас кроме двух дробовиков с запасом пороха и дроби еще имеются два бинокля, сослужившие нам и в этот, и в последующие дни немалую службу. Вскоре же по водворении нашем на островке из монастыря донесся колокольный звон к вечерне, давший знать, что там, выражаясь языком начальника Пржевальского уезда, «все спокойно».
В монастырь была снаряжена разведочная партия монахов для выяснения, что там происходит и за вещами некоторых монахов и, главным образом, за провизией, так как о ней было позабыто, а мы с утра еще ничего не ели. Разведка и привоз провизии произошли без осложнений. Однако, горячую пищу сегодня не готовили, обойдясь чаепитием с некоторой излишней для изгнанников-островитян роскошью, так как заботливая рука какого-то инока приберегла и доставила на остров в общее использование большой кувшин меду и много яблок. Глядя с острова на север, в направлении почтовой дороги, нельзя было не чувствовать зловещего положения в крае. Обычно пыльная от почтовой гоньбы, привоза товаров, перегона скота, - эта дорога теперь представлялась совершенно мертвой. Редко-редко покажется на ней одиночный всадник из банды бунтовщиков киргиз и скроется в облаках пыли. Редко вдалеке от острова раздастся слабый человеческий голос, вероятно киргиза-пастуха, загоняющего чужой скот в горные стойбища повстанцев. Я никогда на Иссык-Куле не чувствовал себя так одиноко, как теперь. Мне вспомнилась пустынная тундра далекого севера, на котором пришлось прослужить долгие годы. Точь-в-точь как там, но там – на полной свободе на много тысяч верст кругом, здесь – на ограниченных пространствах, взаперти, нет, больше в ловушке, так как горный враг нас видит отовсюду и укрыться от него нет физической возможности. Тем не менее, обезопасенным островною изолированностью, нам в тот день здесь чувствовалось спокойно. Острота первых переживаний стала слабеть, а утомление от повышенной работы нервов начало обращаться в физическое расслабление. По крайней мере, мне хотелось скорее лечь и забыться сном. Мне не хотелось слышать рассказов о пережитом, хотелось остаться одному совершенно со своими думами, если только посчастливиться уснуть. Около 5-ти вечера, когда в монастыре собирались коровы для удоя, начало раздаваться их мычание, свободно достигшее до нас. Оно стало раздаваться все сильнее и громче, так как привычные доиться в определенный час наши 200 коров оставались брошенными киргизскими доильщиками. В этом мычании ясно улавливалась грусть животных и жалоба на небрежное к ним отношение. У меня вновь стала появляться жуть на душе, а когда прибежавшие к острову из монастырской экономии собаки стали выть, то сделалось страшно. Этот страх перешел в полный ужас, когда стемнело и в безлунную ночь появилось со стороны Алексеевского (Уйтальского) села огромное зарево пожара… Мы знаем об умерщвлении З. ЕСИПЕНКО, теперь воочию видим зарево огня, охватившего немноголюдный русский поселок. Что-то будет впереди? Ограничатся ли киргизы грабежом и уничтожением русских селений и деревень, или начнут истреблять в корне и нас, русских? Ведь мы к защите совсем не готовы. Способное носить оружие население наше давно сражается с немцем. Начальник уезда полковник ИВАНОВ со времени объявления войны со всем усердием заботится об отобрании у русских крестьян ружей, нарочито розданных в свое время правительством. Говорят, что правительство этого потребовало. Но почему? Потому, что тот же полковник ИВАНОВ неизменно осведомлял начальство о Пржевальских киргизах как о верно-подданнейших русскому царю. Но если бы он в свое время не кричал, наш иногородческий уезд не обезлюдел бы русским человеком, способным защищать свой кров, семью, землю, родину. А теперь благодаря преждевременной заботливости его о благополучии неблагополучного края, русские поселки остались без воинов, без орудия и защиты. Старикам, крестьянам и солдаткам грозит, быть может, жестокая и злая смерть… Ужасы наши от зарева пожара в селении Уйтальском увеличились новым пожарищем в направлении кожевенного завода Калугина. Значит, если еще можно было объяснять пожар Уйтальский делом случая в давно сухую погоду, то новый пожар это предположение должен сильно ослабить, если не уничтожить вовсе. Человеку так свойственно мечтать о благополучии своем и общества. А в нашем положении такие мечты из души рвут, так трудно мириться с возможностями дурного и страшного. Два пожара, вряд ли дело случайное… Но вот, что это? Опять зарево – там, где расположено село Теплоключинское, не сон ли это? Пусть будет сон, а не действительность. Не хочу не только глядеть, но и слышать о такой действительности. Пусть все это будет дурманом, тяжким, кошмарным, но и непременно сном. Прибыли к нам на собственной лодке в поисках спасения М.П. ГРИГОРЬЕВ с женою, Т.П. БЕСПАЛОВ и А.М. СТАРОДУБОВ с семейством из 8 душ. Спасайся же с нами, русский народ, с тобой поделим все, что имеем сами.
11-го августа. Спал самым тревожным сном. Проснулся на рассвете. Где же это я? На острове. Так это – действительность, а не наваждение сонное. Монастырь нами оставлен с частью братии, пожелавшей встретиться с врагом в Господнем храме. Не место ли и нам там? Нет, зачем испытывать крепость веры, лучше прилагать заботы о взращивании ее от силы в силу. Живы ли монахи, оставшиеся в монастыре? Вероятно, сегодня узнаем. На рассвете с острова выбыли в с. Преображенское М. ГРИГОРЬЕВ и А. СТАРОДУБОВ для разведки и навещания тех из своих родственников, которые там находятся. Уезжая, обещали вернуться, если не удастся к сегодняшнему вечеру, то к рассвету завтрашнего утра. Бог им в помощь. Теперь страшны путешествия и дальние разведки.
Киргизы начали восстание не без вооружения. Они давно стали заниматься скупкой у крестьян ружей, а последние охотно продавали им щедро оплачиваемое киргизами оружие. (Они могут достать у наших «плавающих»). Около 9 утра с острова заметили группу человек в 50 всадников с белым флагом по средине. Многие из островитян неосторожно становясь на возвышенном открытом месте утверждали, что это казачий отряд, посланный из Пржевальска. Но вскоре все же выяснилось, что это ни кто иные, как свободно разъезжающие киргизы. Почему же у них белый флаг?... Остановясь на почтовом тракте против нашего острова в 3-4 верстах от нас и потолковав между собою, они вскачь пронеслись к горам на один из монастырских курганов времен Тамерлана или Батыя, не знаю, откуда, как на ладони, виден и наш остров с монастырем, и хутора наших соседей. Обозрев с курганной высоты всю местность и избрав предметом внимания землянку зажиточных крестьян КОЛОТИЛИНЫХ, киргизы направили к ней своих коней. Где находятся Колотилины? Вчера кто-то говорил об их предположении соединиться с нами на нашем острове в случае опасности нападения киргиз. Но вот их нет. Возможно, что по каким-либо соображениям, а может быть, просто не умев перебраться к нам, они перебрались на тот крошечный островок, что расположен вблизи их владений. Если это так, то положение Колотилиных незавидно. Их островок значительно ближе к материковой земле, чем наш и, следовательно, больше доступен не только для обстрела, но и для проникновения на него вплавь. Результат намерений киргиз в отношении Колотилиных не замедлил обнаружиться. Через час времени, самое большее, со стороны Колотилинского хутора раздались пять ружейных выстрелов с промежутками 10-25 секунд. Мы предположили, что стреляет сын старика Колотилина Тихон, но ошиблись. Стрельба принадлежала мятежникам, о чем поведали нам сами Колотилины, не замедлившие приехать к нам в лодке в составе старика В.П., его жены, жены сына Тихона и др. Прибывшие сообщили, что совсем уже было собрались на лошадях ехать к лодке для переезда к нам, как напали конные киргизы. Сын старика Колотилина Тихон, сообразив, что если он поедет со своими, то киргизы настигнут и всех перебьют, для отвлечения их внимания бросился бежать не к озеру, а в свой хутор и этим дал возможность родне уехать, так как мятежники погнались за ним. Все прочие поехали к лодке, успев в нее усесться и оттолкнуться от берега, и тогда только были атакованы безумствовавшей толпой, давшей по ним пять почти в упор, однако безрезультатных, выстрелов. Что сталось с Тихоном, они в полном неведении. Но что с ним может статься, как не устранение его, свидетеля разбоя повстанцев. В этом мы были уверенны все, и сам старик Колотилин держался этого же мнения… Тем временем киргизы вернулись с Колотилистого хутора на прежний курган, очевидно обсуждая план дальнейших действий. Мы видели, как они, съехав с курганной насыпи, направили своих коней в сторону селения Озерно-Фольбаумовского (Кутурчи) Пытки осадного положения нас вновь миновали. Но надолго ли? Несомненно дойдет и до нас очередь. Пока же мы еще ничего не сделали в обеспечение безопасности общей. Нас обезопасает пока вода… Теперь же у нас оказывается не только потребность организации обороны острова, него и внесения порядка. Сейчас все без дела снуют по нему, обнаруживая свои силы. Если киргизы не будут осведомлены, что нас здесь много, то, пожалуй, и не станут обращать внимания, если же узнают, что островной прирост населения увеличивается ежедневно, то не будет удивительной их попытка сделать нам визит. Подготовка к защите острова и урегулирование на нем порядков «по обстоятельствам военного времени» потребовала тщательного обсуждения вопроса о назначении особого коменданта. В этих целях я созвал «военный совет» в составе всего наличного мужского населения. Выяснив непрочность нашего положения без руководства нас опытным начальником, я предложил собранию двух кандидатов в командиры обороны – Мих. Вас. БУТИНА, как состоящего на действительной военной службе, и иеромонаха Геннадия, как бывшего артиллериста. Мое предложение было принято охотно, о в довольно оригинальной форме: - «быть двоим начальникам обороны нашего острова М.В. Бутину и о. Геннадию». Тогда объявив первым из обоих равных Бутина, я объявил «дух. совет. Иссык-кульского монастыря до благоприятного времени закрытым. А самый остров на военном положении».
Избрание командиров острова должно было оказать моральное положение на островитян. Передача власти в руки военных – надежная опора нашей крепости, мой временный отказ от власти должен был внушить островитянам доверие к новым начальникам, а через это самое внести ободрение в общее настроение, которое у нас менялось, как ветер в чистом поле. Я же, сложивший с себя власть, получил полную свободу заняться делом ведения дневника и собирания материалов по истории бунта. Комендантам нашей крепости надлежало по возможности сразу же занять твердое среди нас положение. Способствовать этому вызвался я личным примером и своим влиянием на монашествующих и мирян. Первым распоряжением наших комендантов было установление постоянного наблюдения за движением киргиз с крыши островного домика и распоряжение вырытия достаточной вместимости в аршин глубиною ямы для ночлега женщин и детей в целях ограждения их от вражеских пуль. В этой работе принимали по очереди участие почти все, не выключая и женщин с подростками и детьми. К трем часам пополудни эти работы были окончены. Около этого же времени мы обратили внимание на огромные клубы дыма, подымавшегося над селением Озерно-Фольбаумовским. Очевидно, киргизы с успехом произвели там нападение на русских, м. б. сейчас избитых, если уже не побитых. Дело принимает плохой оборот. Мы стали наблюдать новое движение киргиз со стороны монастырской пасеки к монастырю. Что-то теперь там делается? Жива ли братия? Мы слышали сегодня о ея судьбе (пока -?) от монаха МАРКЕЛЛИНА, ездившего в монастырь. По его словам он виделся с оставшимися в обители монахами до обедни и «прощался» с ними. Обращался к о. Рафаилю с предложением от моего имени перебраться на остров для совместной борьбы за спасение и жизнь. Отец Рафаил ему категорически ответил, что из монастыря не выйдет, так как по его убеждению положение иноков в монастыре больше безопасно, чем наше островное.
В половине 4-го пополудни показался из монастыря обильный дым. Монастырь в огне. Но церкви ли, другие ли какие здания, определить точно не было возможности. Делались предположения и, как всегда бывает в таких случаях, самые неблагоприятные. Надобно побывать в монастыре, чтобы удостовериться в судьбе покинутых нами зданий и оставшейся там бесстрашной братии. Была явная необходимость предпринять разведку. В смельчаках мы не нуждались. Их много, и они сами так рвались в опасные, но часто совсем не нужные разведки, что приходилось удерживать их от рискованных экскурсий. Произведенной разведкой было установлено, что киргизы произвели пожар в двух пунктах на конюшне и скотном дворе, на месте удоя монастырских коров. От конюшни он перебросился на хлебопекарню, тотчас сгоревшую, и нельзя не беспокоится за судьбу нашего нового, прекрасно отстроенного зернохранилища, расположенного вблизи коровьего двора. О судьбе оставшихся в монастыре монахов ничего не удалось узнать. Проникнуть внутрь монастыря было очень опасно, так как там, по удостоверению разведчиков бродили одиночные фигурки киргиз. Разделка с монастырем, если не окончена, то во всяком разе начата. Кругом нашего острова за два дня нашего здесь пребывания уже стали образовываться пепелища. Скоро должен настать и наш черед борьбы. Но мы почти не вооружены. Два дробовика и несколько доставленных нам сегодня разведчиками кос и вил – вот все наше оружие. А нам еще надо научится им владеть. Если вернется из с. Преображенского СТАРОДУБОВ, то мы увеличим свое вооружение дробовиком. На предстоящую ночь у нас был установлен караул. Мы сделали сегодня подсчет островитян, переписав всех поименно: архимандрит ИРИНАРХ, иер. АРСЕНИЙ, иер. ФЕОГНОСТ, иер. МЕЛХИСЕДЕК, 5. иер. ГЕННАДИЙ, иер. РУФИН, иерод. ЛЕОНИД, иерод. ПАХОМИЙ, иерод. ПОРФИРИЙ, 10. мон. МАРКИЛЛИН, мон. ИРИНЕЙ, мон. ВАЛЕНТИН, мон. САВВАТИЙ, мон. ИЛИОДОР, 15. мон. НИКОДИМ, посл. МИХ. ГУЗЕВ, посл. СТЕФАН, посл. ФИЛИПП, посл. КОНСТАНТИН, 20. посл. ГРИГОРИЙ, посл. ИОАНН, богом. В.В. СЫЧКА, священник Сазоновской церкви С. ПСАРЕВ, его супруга, их дети: АНАТОЛИЙ 26. ТАНЯ (?), М. В. БУТИН, (коменд. острова), его жена Ольга Андреевна, их сын ПАВЕЛ. 30. Жена Сазоновского суд. следов. А.А. КУЛАКОВА, В.П. КОЛОТИЛИН, его жена Ефр. Яковл., жена его сына ТИХОНА – Стеф. Лар., ея дети: ДАНИИЛ. 35. ИАКОВ, ГРИГОРИЙ, ПАВЕЛ, жена С.КОЛОТИЛИНА (?), ея сын ГЕРАСИМ. 40. А.В. НЕСТЕРОВ, сын НИКОЛАЙ, М.С. ЕСИПЕНКО, ея дети: СТЕФАН ОНИСИМ (?). 45. АЛЕКСАНДРА, ЕВДОКИЯ, П.М. ДУРАКОВ, его жена ИРИНА, ФОМИН и дети: НИКОЛАЙ. 50. НАТАЛЬЯ, ВАРВАРА, ТАИСИЯ, А.М. СТАРОДУБОВ, его жена МАРИЯ ТИТОВНА, их дети: 55. МАРИЯ, ЕВГЕНИЯ, ЛЮБОВЬ, АНАСТАСИЯ, НИНА. 60. его сноха ЕВДОКИЯ ЕВДОК., ея сын ИВАН, Н.А. НЕСТЕРОВА, ея дочь АННА, М.К. ЖДАНОВА. 65. М.П. ГРИГОРЬЕВ, его жена ПАР. ЯКОВ., А.И. ВОЛОШИН и .68. Т.П. БЕСПАЛОВ. В числе этих 68 душ островитян было способных носить оружие мужчин 30 человек, считая в этом смысле и монашествующих.
12 августа. Поднялись, как и прежде, ни свет ни заря, встали рано, не от того, что в этом ощущалась необходимость, а впоследствии ночного холода. На Иссык-Куле вообще ночи холодны, а в Августе особенно. Насколько днем припекает солнышко, на столько же холодит ночью мать сыра земля. Утром трава покрыта инеем. Недостаточно обеспеченные одеждой, мы все торопимся подняться утром, чтобы ходьбой или иными движениями согреться. Раннее вставание удлиняет день. Все равно днем засыпать не придется. Держимся на стороже, а это состояние вовсе не позволяет забыться сном. Что же обещает нам сегодняшний, третий по счету день? Предшествующие дни были богаты хотя очень сильными переживаниями, но такими же скоро проходящими, как быстры изменения фигуры и краски в калейдоскопе.
Чтобы немного обогреться, нашлось подходящее дело. Рытье окопов с наиболее опасной стороны острова по Песчаному Заливу. Начало этой нашей работы было встречено выстрелом по копавшим из винтовки. К счастью, стрелявший киргиз дал промах и работа наша не остановилась. Но откуда у киргиз винтовки? Наличность киргизского элемента вблизи острова не помешала нашим отважным разведчикам с иером. ФЕОГНОСТОМ во главе сделать очередную поездку в монастырь для выяснения киргизских там сил, за провизией и другими потребностями. Разведка удалась вполне. Все необходимое было доставлено и, кроме того, был вывезен из монастыря послушник АЛЕКСАНДР ВАВИЛОВ. Он так постарел за два дня отсутствия, что стал совершенно стариком. Едва завидя его, мы поняли многое. Вот что он передал нам: с 10-го на 11-е Августа о. РАФАИЛОМ была совершена в обычное время утреня, 11-го – обедня, по окончании которой все пили чай. Затем служили молебен Божией Матери и Святителю Николаю Чудотворцу. После был приготовлен в церковной пономарке летнего собора обед из огурцов и вареной картошки, однако обедать не пришлось. Продолжавший работать около одной из монастырских построек сарт, прибежавши, сообщил о движении к монастырю большой киргизской толпы. Киргизы проехали сначала на экономию, и по вероятном ея ограблении, вернулись к святым монастырским воротам. В это время посл. Александр Вавилов был послан о. Рафаилом для наблюдения за бунтовщиками на колокольню. Сам же о. Рафаил для выяснения требований киргиз и для успокоения их, вышел к ним на встречу. Киргизы его окружили и, приставив в круг деревянные колья, через посредство хорошо говорившего на русском ученика монастырской школы Бексырги подвергли допросу. Затем, отобрав у о. Рафаила сапоги, брюки, кошелек с деньгами, обещали оставить иноков в покое. После этого киргизы удалились вновь на экономию, а о. Рафаил вернулся к свои в церковь. Спустился с колокольни вслед за о. Рафаилом и посл. А. Вавилов. Передавая свое объяснение с киргизами, о. Рафаил подчеркнул, что среди мятежной толпы видел нескольких монастырских рабочих и учеников так называемой монастырской школы. Киргизы настойчиво требовали сведений о местонахождении работавшего в монастыре сарта, который предупредив монахов о движении киргиз, благоразумно поспешил скрыться неизвестно куда, а так же, где имеют прибывание монастырский казначей о. Арсений и «солдат» вышеупоминаемый М.В. Бутин. О. Рафаил удовлетворил их ответами, сказав, что они сами прекрасно знают о нахождении нашем на острове. Переговоры с киргизами о. Рафаила произвели потрясающее действие. Он теперь понял свою ошибку, оставшись и уговорив других разделить с ним участь в монастыре. Приказав крепко заделать церковные двери, он стал прощаться с братией, потеряв надежду на сохранение жизни. Тем временем, киргизы с криками вновь подступили к собору и, разъезжая кругом, требовали выхода о. Рафаила. Он отказался от новых объяснений с мятежниками, и они стали выбивать копьями оконные стекла и выламывать двери. Послушник А. Вавилов в это время снова перебрался на колокольню и наблюдал оттуда за беснующейся толпой. Как киргизы проникли в собор, Вавилов не видел, так как из опасения с колокольни не сходил. О дальнейших действиях киргиз известно от послушников ФЕДОРА ДУБРОВИНА и СТЕФАНА БЛИНОВА, сохранивших свою жизнь только потому, что обморочное состояние их убийцами было принято за действительную смерть. Свидетели Дубровин и Блинов были подобраны и доставлены монахами-разведчиками на наш остров 13 августа. Рассказ Вавилова они дополнили следующими показаниями. Киргизы не без труда проникли в собор, так как крепкие двери долго не поддавались взлому. Разломав их, они, вооруженные пиками, топорами и даже ружьями, с криком стали входить в божий храм. Монахи же под управлением о. Рафаила, обладавшего сильнейшим басом, запев молитвы перешли в алтарь, где каждому была дана в руки икона или крест.
Бунтовщики заставили сейчас же монахов раздеться, оставив на них только нижнее белье, и в таком виде погнали их, державших в руках святыни и певших «высшую небес» на паперть, где по одиночке всех перебивали. О. Рафаилу, вышедшему первым, была отрублена топором голова и правая рука, в которой он держал евангелие. Убил его ученик монастырской школы из киргиз Бексырга. Другие были приколоты тупыми деревянными пиками и побиты рябиновыми палками. Из числа оставшихся 12 в монастыре монахов в храме подверглись избиениям 8 человек – иером. РАФАИЛ, монахи: ДОСИФЕЙ, ДОРОФЕЙ, ФЕОКТИСТ, послушники: МИХАИЛ, НИКИФОР, ФЕДОР И СТЕФАН. Прочие же: посл. А. ВАВИЛОВ избег избиения по тому только, что выбрался с колокольни на церковную крышу, где и остался незамеченным, схимник ИСИХИЙ был избит, а потом умерщвлен вне храма и послушники СИМОН и НАЗАРИЙ остались живыми, потому, что заблаговременно скрылись в камышах и курагайнике (?). По выбытии киргиз из храма А. Вавилов еще долгое время оставался на церковной крыше и спустился с нее только потому, что увидел в монастыре облако дыма. Предположив, что киргизы уже начали поджигать строения и испугавшись возможности поджога собора, на крыше которого спасался, он осторожно вернулся на колокольню, спустился с нее и первым увидел монаха ДОРОФЕЯ, сидевшего на церковной паперти с отрубленным носом. Перепугавшись, Вавилов бросился в сторону сиреневой аллеи и спрятавшись в густых сиреневых кустах наблюдал разгром помещений иером. Мельхисидека (?).
Мимо Вавилова свободно проходили грабившие монастырь киргизы и не замечали его потому, что были слишком заняты делом грабежа. К ночи, когда киргизы из монастыря ушли, Вавилов перебрался к помещению монастырской купальни, переночевал в ней и рано утром побрел в направлении к острову, где и был подобран разведчиками-островитянами. Рассказ посл. Вавилов произвел на всех потрясающее впечатление. Он в то же время разъяснил наше недоумение, почему киргизы медлят с нападением на наш остров. Они расспрашивали о. Рафаила о месте пребывания «Солдата» (М.В. Бутина), случайно разделившего с нами нашу общую участь. Вероятно его приезд в монастырь накануне бунта, не оставшийся киргизами незамеченным, был истолкован ими, как помощь монастырю для защиты монашествующих и что вместе с ним в обитель доставлены были боевые материалы. Киргизы, надо полагать, уверены были, что находившийся с нами Бутин руководит защитой острова, что благодаря ему мы снабжены хорошими ружьями и потребным количеством патрон. Разумеется, в части этих предположений они были правы, но если бы они знали, что мы не располагаем винтовками. Сегодня утром к нашему острову подъехал один из конных киргиз. Посл. Михаил Гусев (?), схватив под руки попавшуюся первую ему под руки палку, сделал в него прицел. Нельзя было без улыбки смотреть на стремительность ускока этого храбреца-повстанца. Киргизы боятся подступать к нам. Мы их еще больше боимся, осведомившись, что они избивают не только безоружных, но и тех, кто вверяет им свою жизнь по примеру оставшихся в монастыре монахов, киргизы могут начать переправу на наш остров, если в опасных для нас лодках, то в разных местах сразу, на конях вплавь. Нас не слишком мало, чтобы оказывать им серьезное сопротивление. В самом деле, что могут сделать 30 мужчин с тремя дробовиками, почти не вооруженные, на одно-верстном расстоянии …(круго -?). Правда, нам необходимо защищаться хотя бы ради находившихся среди нас женщин и детей, но нам не следует полагаться на собственные силы. Все в Божьей воле. Но если всегда должно, то теперь особенно мы должны быть готовыми к смерти. Я исповедался у священника Сазоновской церкви С. Псарева. Монашествующие – у иеромонахов, иеромонахи – друг у друга. Ко мне приходили на исповедь трое иноков. За ними последовали женщины с детьми и подростками. Священник Сазоновской церкви о. С. Псарев приятнейшим громким баритоном проникновенно по просьбе женщин стал читать акафист Покрову Божией Матери при общих восклицаниях и плаче детей. Я принимал на исповедь невдалеке от этого чтения, обратившись лицом к монастырским церквам. И я, и исповедники стояли на коленях. Стояние на на ногах и хождение по острову нам не дозволяли из осторожности. Трудно изобразить словами пережитые чувства во время этой народной исповеди грехов. Все исповедовались на смерть. Ея витание над нами как-то особенно ощущалось. Исповедовавшиеся сказывали все грехи – и нынешние, и те, в которых приносили покаяние прежде. Давали обеты Господу Богу начать исправление жизни по заповедям Христа, если Богу будет угодно продление жизни. Много было слез исповедных, раскрытие грехов, часто самых потаенных, раньше на исповеди скрывавшихся, долетавшие до нас слова акафистныя: «Радуйся, изнемогающих от уныния и печали скорая Утешительнице; Радуйся, благодатию смирения и терпения снабдевающая;…Радуйся, в час недоумений мысль благу на сердце полагающая. Радуйся, Радосте наша, покрый нас от всякого зла честным твоим покровом». Все это порождало какое-то особенное высокоторжественное настроение всего чистого и святого. Конечно, этот душевный подъем, вызванный рассказом о мученической кончине Иссык-кульских братий, не был продолжительным. Он окончился вместе с исповедью. Перед нами опять неведомая даль страшного будущего. Что-то будет с нами через час, вечером или завтра утром?
Я предложил отслужить ектинью о мученически скончавшихся монахах и всех погибших в эти дни русских людях. На ектиньи поминали всех оставшихся в монастыре и друг. Наш остров огласился «надгробными рыданиями» и о тех, кто сейчас валяются на земле и попираются ногами неотдающих отчета в своих поступках бунтарей. По окончании ектиньи мы подвергли обсуждению. Вопрос об укреплении нашего острова. Являлась потребность сделать его возможно меньше досягаемым для приступа киргиз. Об окопах речи не было, раньше их было уже решено в окончательной форме и работа оборудования шла полным ходом. Обсудили, между прочим, вопрос о необходимости уничтожения лодок, находившихся невдалеке от нашего острова. Было высказано предположение, что вблизи нас имеется только одна лодка, на острове занимаемом «дедушкой» КИРИЛЛОМ КИТНАЕВСКИМ. О нем уже циркулиров слух, как о погибшем. Его же лодку кто-то из островитян видел на берегу его острова. В целях захвата этой лодки и были командированы о. МЕЛХИСЕДЕК и А. СТАРОДУБОВ, вчера вернувшийся из с. Преображенского. Наши обсуждения были прерваны криком, что на материке с западной стороны острова бродит ТИХОН ВАСИЛЬЕВИЧ КОЛОТИЛИН, родня которого вчера нашла у нас приют. Сейчас была снаряжена за ним лодка. Действительно исколотый и раненный с 11-ю ранами не считая ушибов, это был он, чудесно спасшийся от смерти. Киргизы, считая его убитым, перестали бить. Истекая кровью, он очнувшись пополз сначала к арыку, чтобы утолить жажду, а затем перебрался, впадая от поры до времени в забытье, в нескошенные хлеба. Несколько раз киргизы, проезжая вблизи, не замечали его. Предположив, что родня перебралась к нам, он пересилил ломоту и боль с неимоверным трудом добрался до противоположного берега нашего острова. Теперь мы воочию могли видеть избитого киргизами человека и уже по-настоящему судить о зверстве мятежной киргизской орды. Нельзя не отметить что по словам КОЛОТИЛИНА, его били все знакомые киргизы. Они, сделав на голове четыре толстых пореза кожи до черепа, били по голове палками, кололи ножом с затылка шею, левый и правый бока и живот. Мы, видя изнемогавшего КОЛОТИЛИНА, голова которого представляла сплошную кровяную массу, рубашка и кальсоны были целиком почти красного цвета, не могли не удивляться, как он смог добраться до нас от своей земляки, 12 верст, сутки спустя. Но, слава богу, добрался и (надеяться) не напрасно. Больной был поручен иеродиакону ЛЕОНИДУ бывшему военным фельдшером. Наше настроение, подавленное массой сегодняшних впечатлений, сделалось положительно невыносимым, когда около 2 часов пополудни мы вновь разглядели густые клубы дыма от пожарища в с. Фольбаумовском. Очевидно, что киргизы уже дожигают село, а его обитателей добивают. Бедные, оставленные на произвол судьбы, люди. Какое возмездие будет тем, кто довел наш Пржевальский уезд – житницу Семиречья, до переживаемых событий и тем, кто сейчас мучит русского крестьянина, совершенного беззащитного, брошенного и позабытого (Го… села -?), льется русская кровь, но мы не только держимся, но и не тревожат нас пока. Или так недоступнее для киргиз наш маленький островок, или думают, что они могут взять нас измором… измор требует осады, осада – людей, из повстанцев… Впрочем киргизы вряд ли способны к каким-нибудь осадам. Мы успели заметить, что появляясь на почтовой дороге большими бандами с 9-10 часов утра, они к 6-7 час. вечера возвращались к себе в горы, вероятно для дележа добычи и варки дарового конского мяса. Между прочим, кто-то из … сегодня с острова и возвратившихся обратно, передал, что киргизы, убивая мужскую часть населения, захватывали женщин в плен. Я строжайше запретил говорить об этом на острове, но к вечеру уже знали и среди островитянок пошел ужасный переполох. Мы не могли не интересоваться тем, что творится в Пржевальске. О том, что он цел знали потому, что в его направлении пока не было видно пожара. С нашего острова далеко видать крыши. Места расположений русских селений и даже небольших заимок большинству островитян из старожилов были известны, и мы с совершенной безошибочностью знали, где происходят пожары, где виднеется необычная для селений пыль и проч. если в Пржевальске спокойно, то, думалось, что местный помпадур полковник Иванов не станет ли по прежнему спокойно писать в областной город, что в уезде «все спокойно». И только тогда пожалуй нас вспомнят, если и Пржевальск очутится в нашем тяжелом положении. Вот ведь, не хочется желать зла своим же русским, а тут невольно напрашивается желание испытания уездному городу. Как бороться с этим дурным чувством? Вернулась разведочная партия о. МЕЛХИСЕДЕКА с захваченной с островка «дедушки» КИРИЛЛА КАТИЛЕВСКОГО лодкой. В домик… проникал АЛЕКСЕЙ СТАРОДУБОВ и в выкопанную пещеру – молельню, но и так никого не нашел. Домик же КИРИЛЛА оказался разграбленным, а лодка к немалому удивлению обоих разведчиков была тщательно спрятана в камышах на островке.

(Продолжение следует)

1. ЦГА Киргизской Республики. Ф. 75. – Оп. 1. – Д. 45. – Л. 2-20.
2. Его автобиография будет предложена в конце данной публикации.
3. ЦГА КР. Ф.75. – Оп.1. – Д.8, 12, 13, 30, 49 и др.

обсудить в форуме

Контент: -=МБ=-
Дизайн:wasp

Copyright © 2002
CTAJ OnLine