Назад На главную страницу
Политика | Экономика | Беженцы, миграция, диаспоры | Спецслужбы и безопасность |
Терроризм, наркобизнес | Афганистан | Уйгурский вопрос | Русские
 

АФГАНСКИЙ СОЦИУМ

В религиозном отношении дифференциация населения Афганистана достаточно проста. Наиболее распространена суннитская ветвь ислама ханафитского толка, шиитов-имамитов около 2,5 миллионов человек, это, прежде всего, хазарейцы. Местом компактного проживания шиитов является историческая область Хазараджат, включающая провинцию Бамиан, а также прилегающие территории соседних провинций (Саманган, Балх, Баглан, Парвон). В провинциях Бадахшан, Баглан и Тахор имеются довольно многочисленные общины исмаилитов, главным центром которых на территории Афганистана является город Пули-Хумри (провинция Баглан). Кроме того, в различных этнических группах исповедуются сикхизм, индуизм, иудаизм.

Ниже в таблицах приведен этнический состав населения Афганистана. Здесь разнородность особенно очевидна. Следует, однако, учесть приблизительность любых данных этого рода: в Афганистане никогда не проводилось точной переписи населения. В то же время, начиная примерно с середины 1970-х годов, в структуре афганского населения произошли большие изменения, системно незафиксированные в каких-либо исследованиях. Так, к примеру, большие сомнения вызывает указанная численность киргизов – 15 тысяч человек.1 Очень трудно говорить о фиксированной численности даже самого многочисленного народа – пуштунов, поскольку миграция пуштунских племен между Пакистаном и Афганистаном в юго-западной зоне страны никем не контролируется. (Например, В.Бушков приводит данные на середину 1980-х годов – 52 процента населения Афганистана, всего 9 миллионов человек2). Число таджиков, по данным В.Бушкова, в середине 80-х годов достигало 3,5 миллионов человек (20 процентов) и памирцев – 110 тысяч человек. Предположительно, к концу 90-х годов их численность могла достигать 4-х и более миллионов человек.3 Общепризнанный лидер таджиков Афганистана – Ахмад Шах Масуд, предки которого переселились в Афганистан с территории бывшей советской Средней Азии (населенный пункт Даабет в Самаркандской области Узбекистана считают своей родиной все панджшерские таджики. Предположительно, это переселение происходило в период заселения Средней Азии тюркоязычным населением и вытеснением персоязычных этносов. В Панджшерской долине на этот счет есть много легенд, передаваемых из поколения в поколение, в долине есть несколько зийоратов (святых мест), связываемых с легендами о переселении нынешних панжшерцев из Даабета. – А.К.). Основные территории расселения таджиков – провинции Бадахшан, Тахор, Герат, Джаузджан, Саманган, Балх, Кундуз, а также Панджшерское ущелье и долина Шамоли (часть территории провинций Кабул, Парвон, Каписа).

Необходимо учитывать также огромное количество беженцев, покинувших страну за годы советско-афганской войны и в ходе продолжающейся войны. Тем не менее, принимать во внимание приводимые данные представляется возможным и необходимым, поскольку они дают хотя бы общее представление о пропорциях разных этносов в составе населения.

Этнический состав населения Исламского Государства Афганистан:

Народы
тыс.чел.
Народы
тыс.чел.
Иранская группа
14800
Курды
10
Пуштуны
7500
Ормури
5
Таджики
4800
Парачи
5
Хазарейцы
1500
Тюркская группа
1920
Чар-аймаки
500
Узбеки
1300
Фирузкули
125
Туркмены
545
Джамшиды
115
Афшары
35
Таймани
110
Киргизы
15
Теймури
100
Казахи
5
Хазара-и-Калай-и-Нау
50
Нуристанская группа
160
Индоарийская группа
190
Нуристанцы
60
Пашал
110
Брагуи
45
Пенджабцы
30
Арабы
35
Цыгане
20
Моголы
20
Индусы-тираи
20
Другие и неизвестные
47
Джаты
10
в т.ч. Каракалпаки
3
Памирские народы
170
Уйгуры и гуджуры
2
Белуджи
110
Евреи
1
Персы
40
 

Доктор Раван Фархади, посол Исламского Государства Афганистан в Организации Объединенных Наций, приводит иные данные по этноконфессиональному составу населения Афганистана.4 Необходимо, однако, учитывать субъективность всех внутриафганских оценок, имея ввиду глубоко укоренившуюся поляризацию афганского общества.

Этно-конфессиональный состав населения ИГА (по данным Р.Фархади):

Сунниты 84% Шииты (имамиты) 15,08% Исмаилиты 0,02%
Пуштуны 30% Хазарейцы   Памирцы  
Таджики 30% Кызылбаши   Кайанцы  
Узбеки 10% Гератцы (частично)      
Белуджи 5%        
Нимрузцы          
Гератцы          
Аймаки          
Пашаизы          
Нуристанцы          

Дополнительным фактором, усложняющим еще более и без того сложную этническую картину (и соответственно, политическую), является разделенность практически всех крупных народов, проживающих в Афганистане. Достаточно яркими примерами этого являются наиболее крупные из народов Афганистана, например, таджики. Будучи вытесненными в конце 1992 – начале 1993 годов отрядами Народного фронта в северные районы Афганистана, силы таджикской оппозиции и их семьи встретили в этих районах родственное таджикское и другое население. Причем родственное не только в широком этническом понимании, но и просто в человеческом, поскольку многие южные таджики имеют в Северном Афганистане своих кровных родичей. Такие же родственники в Афганистане были и у жителей Горно-Бадахшанской автономной области Таджикистана – памирских народов: рушанцев, шугнанцев, ишкашимцев и некоторых других, издавна живущих как на правом, так и на левом берегах Пянджа (название реки в верховьях – Гунт).5 Более того, близкородственным было и тюркоязычное и иное население юга Таджикистана и севера Афганистана. И там, и там жили узбеки, туркмены, арабы и некоторые другие народы. И здесь также было заметным не только племенное единство, когда, например, на обоих берегах Амударьи жили узбекские племена каттаганов, кунградов, карлуков, кенегесов и др., но и единство на родоплеменном и семейно-родственном уровнях.6 По данным М.Ламаулина (Институт стратегических исследований при президенте Республики Казахстан),7 этнодемографическая картина разделенных народов, населяющих Афганистан и соседние государства, выглядит следующим образом:

 
Афганистан
Пакистан
Таджикистан
Узбекистан
Туркменистан
Иран
пуштуны
8-9 млн
13-14 млн
таджики
ок. 4 млн
3.5 млн
узбеки
1.7 млн
19 млн
туркмены
0.5 млн
2 млн
0.7 млн
белуджи
170 000
3.1 млн
1 млн

Еще один фактор, имеющий важное значение для понимания состояния и динамики развития страны, в том числе и политических процессов, можно назвать этнотерриториальным. Так, пуштуны расселены преимущественно к югу от Гиндукуша. В то же время и в этих районах они не занимают сплошь всей территории, проживая чересполосно (а точнее, по рельефно-климатическим зонам) с таджиками, хазарейцами, белуджами и народом брагуи. В южной части страны значительное число пуштунов (это же относится к белуджам и брагуи) ведет кочевой или полукочевой образ жизни.8 Число пуштунов к северу от Гиндукуша, куда они начали переселяться во второй половине XIX века, невелико, но они играют важную роль в этнополитической жизни. Очень важным для понимания современной ситуации является следующий факт, относящийся к этнической сфере: использование этнонима "таджик" в Афганистане не всегда четко, поскольку так называют себя иногда и группы, другие по происхождению, в том числе и пуштуны, говорящие на фарси.9 Это как раз, в основном, "северные" пуштуны, чересполосно проживающие в провинциях Батгиз, Фариаб, Тахор, Кундуз и некоторых других.

Третьей наиболее крупной группой населения Афганистана были и остаются узбеки. Их численность на 1986 год, по данным В.Бушкова, составляла 1,5 миллиона человек, или около 9 процентов населения (к концу 90-х, вероятно, свыше 2 миллионов человек10). Узбеки живут достаточно компактно в приграничных с постсоветской Средней Азией провинциях, на территории с историческим названием Чор-Вилойет (четыре области), где ранее существовали независимые узбекские княжества Меймане, Ахча, Балх и Кундуз, территориально практически сопоставимые с нынешними провинциями Фариаб (административный центр провинции – город Меймане), Джауджан (центр – город Шиберган), Балх (центр – Мазар-и-Шариф) и Кундуз (Кундуз). Довольно многочисленны узбеки и в приграничной полосе провинции Тахор (район городов Дашт-и-Кала, Янги-Кала, Ходжагар, Чохи-Оби др.).

Развитие капиталистических отношений и формирование классов буржуазного общества в Афганистане принято вести от первой трети 20 века и связывать с реформами кабульского эмира Аманулло-хана (1919-1929 гг.) Развитие товарно-денежных отношений содействовало имущественному расслоению крестьянства, являвшегося до тех пор главным классом афганского общества. Замена натуральных налогов денежными, рост помещичьего землевладения, принятие в 1923 году Закона о продаже государственных земель и юридическое оформление права частной собственности на землю, появление первых промышленных предприятий и систем транспорта и связи – все это вместе взятое способствовало модификации социально-экономической системы, однако, учитывая консерватизм преимущественно сельского уклада жизни, докапиталистические отношения оставались господствующими. Товарное производство и товарно-денежные отношения уже в 70-е годы занимали серьезные позиции только в некоторых, наиболее экономически развитых, районах страны. Во многих же регионах (южные пуштунские провинции, а также Хазараджат, Нуристан, Вахан) продолжали преобладать натуральные и полунатуральные формы хозяйства и социальной организации.11 В связи с этим, а также для лучшего понимания того, как складываются общественные отношения в современном Афганистане, нужно отметить, что даже экономические отношения регулировались (и продолжают регулироваться) не государственными законодательными актами, а адатом, обычным правом, местными традициями и обычаями, а также авторитетом основных собственников земли, являющихся, как правило, и родоплеменными лидерами. По официальным данным, число таких семей, владевших 45 % обрабатываемой земли, составляло в стране к 70-м годам примерно 1200 человек. В то же время, примерно треть крестьян вообще не имела никаких средств производства и находилась, таким образом, в полной кабальной зависимости от помещиков-вождей. Немногочисленные рабочие промышленных предприятий (около 250 тысяч человек) сохраняли и сохраняют устойчивые связи с деревней и продолжают оставаться в орбите традиционных отношений.12

Исходя из сказанного, можно сделать вывод о том, что социальной основой процессов, происходивших в Афганистане в последние десятилетия является и продолжает являться переход от докапиталистических к буржуазно-классовым отношениям. Деятельность немногочисленных общественных движений и организаций (например, "Пробудившаяся молодежь" – "Виш зальмиян", оформилась к 1947-му году), действовавших до 1952-го года, не была сколько-нибудь продуктивной, так как игнорировала существующую систему традиционных отношений и потому не имела хоть сколько-то значимых и действенных связей с массами населения. В 1952-м году на деятельность общественных организаций был наложен запрет, что заложило традицию подпольной общественно-политической деятельности. Выступления различных группировок разворачивались, как правило, по двум направлениям: во-первых, в пользу отмены экономических привилегий крупного частного капитала и принятия мер, облегчающих предпринимательскую деятельность мелкой и средней буржуазии; во-вторых, против монополии помещиков и крупного капитала на политическую власть, за утверждение буржуазно-демократических институтов, начиная с права на создание политических партий и заканчивая ответственностью правительства перед парламентом.13

В конкретно-исторических условиях Афганистана этот комплекс целей оказался увязан с реформаторством, осуществлявшимся сверху. Правда, попытки правящих кругов осуществлять постепенные реформы, приспосабливая существующие общественные отношения к требованиям капитализации общества, стремление сохранить в неизменности классовую структуру общества, привели их в итоге к необходимости расширения социальной базы режима и прежде всего с опорой на средние слои. Именно средние слои оказались тем фундаментом режима, которой, воспринимая новшества был способен адаптировать их к традиционным афганским ценностям. В то же время, попытки реформаторства за счет обращения к внешним инвестиционным и технологическим источникам лишь обострили ряд внешнеполитических проблем. Геополитическое значение Афганистан оказалось таково, что любая экономическая помощь извне обязательно оказывалась увязана с требованием следовать тому или иному политическому курсу.14 Уже в 40-е годы Афганистан столкнулся и с попытками ряда западных стран подорвать его суверенитет путем использования афгано-пакистанских противоречий по пуштунскому вопросу. В то время, как в Кабуле разрешение этой проблемы исключительно мирными средствами рассматривалось как некая национальная задача.15 Учитывая полиэтничность самого афганского социума и наличие проблемных моментов в отношениях афганских пуштунов с другими народами страны, чрезмерное раздувание пуштунской проблемы даже во внешнеполитическом аспекте было чревато внутриконфессиональной дестабилизацией.

Политико-экономическая ситуация в стране самым непреложным образом сказывается и на утверждении того или иного статуса социальных отношений. И хотя трудно говорить об афганцах как об окончательно сложившемся монолитном этносе, в ходе войн на независимость против Великобритании в самосознании всех групп социума сложилась, судя по-всему, самоидентификация, имеющая несколько уровней. Национальный – пуштун, таджик, хазара или кто-то еще. Конфессиональный – суннит, шиит, исмаилит. Государственный – афганец. Характерно, что все афганцы, независимо от этноконфессиональной принадлежности, не приемлют разговоров о разделе страны. Для них Афганистан – един и неделим.

Именно поэтому, наряду с ментальными различиями различных этнических и этноконфессиональных групп и связанными с этими различиями особенностями поведения, в том числе этикетного, есть и некий инвариант этого поведения, инвариант афганской ментальности.16 Основой его является понятие адаба, происходящее из домусульманских традиций дариязычных афганских этносов (в том числе таджиков, хазарейцев и пуштунов). Пуштунский морально-этический и юридический традиционный кодекс, известный под названием "Пуштунвали" по сути представляет тот же адаб, дополненный собственно пуштунскими традиционными нормами поведения. Одной из подобных традиций персоязычных народов является единство глубинной и поверхностной структур поведения человека. Другими словами, в подавляющей массе афганцы ведут себя естественным образом, не подчиняя свое поведение конкретным условиям и ситуациям. Очень ярко эта особенность проявляется в отношении к тем или иным лидерам или руководителям. Можно, кстати, отметить, что эта традиция персооязычных афганцев в результате длительного совместного (чересполосного) проживания в значительной степени стала свойственна и другим этносам – узбекам, туркменам, аймакам.

Чрезвычайно медленно происходило формирование афганской гражданской и военной интеллигенции. Первые учебные заведения современного типа появились в Кабуле в начале века (в 1903 году – лицей "Хабибия", работавший под руководством немцев,17 в 1907 – военная школа, в 1932 – Кабульский университет). Для последующей истории страны немаловажен тот факт, что формирование военной интеллигенции происходило опережающими темпами, нежели развитие интеллигенции гражданской. Складывание офицерского сословия имело и еще две особенности. Во-первых, подавляющее число офицеров были пуштунами. Во-вторых, практически все офицеры получали образование за рубежом: в странах Запад, в Индии и Советском Союзе. В СССР получили подготовку около 15 % всех военных и технических специалистов Афганистана.18

Если формирование афганской интеллигенции происходило крайне медленно, то роль традиционных религиозных сословий в жизни общества вовсе не уменьшалась. Улемы – сословие традиционной мусульманской средневековой интеллигенции, законоведы и знатоки шариата – играли и играют в жизни страны куда более значимую роль, нежели интеллигенция. Сословие улемов неоднородно. Сюда относятся факихи и муфтии (знатоки шариата, выносящие решения по сложным юридическим и религиозно-правовым вопросам); кази (судьи); мударрисы (преподаватели религиозных учебных заведений – медресе и дар пл-алам); мухтасибы и арифы (блюстители нравственности и порядка в общественных местах), а также муллы, имамы и хатибы (служители культа в мечетях). Общая численность улемов по самым умеренным расчетам никогда не была в Афганистане последних десятилетий ниже 250 тысяч человек. Центров же влияния улемов в Афганистане достаточно: мечетей в конце 70-х – более 15 тысяч, мазаров – около 1500,19 в том числе имеющих общемусульманскую значимость (в Герате находится почитаемая могила Ходжи Абдулло Ансари Херави Гератского (1006-1089), в Газни – Санаи Газневи (XII), а в Мазар-и-Шарифе – одна из семи могил Абу Али ибн Талиба, четвертого "праведного" халифа ислама. С XVIII века в Кандагаре хранится покрывало (хирга) пророка).20 Крупными центрами исламского образования являются Герат, Мазар-и-Шариф, Меймане, Кундуз, Кабул и Газни. С XVIII века большое влияние на афганскую исламскую интеллигенцию оказывают индийские исламские религиозные школы, в частности, Деобандское движение. Особенно активно сближение с мусульманскими кругами Индии происходило в начале XX века. Это продолжалось вплоть до свержения монархического строя в Афганистане и установления республики Мохаммада Дауда (1974). Впрочем, Деобандское движение не сыграло решающей роли в формировании религиозной системы Афганистана. Примерно с 1945-го года начинается активное взаимодействие исламских кругов Афганистана с Ближним Востоком. В религиозных учебных заведениях Афганистана активно работают преподаватели каирского университета "Аль Азхар", в Каире получают образование множество афганцев. Именно в русле этого взаимодействия в Афганистане возникли организации движения "Ихван уль-Муслимон" – "Братья-мусульмане". Афганские шииты получали образование в высших учебных заведениях в г.Кумы (Иран) и в г.Неджеф (Ирак). Все это, безусловно, имеет политическое значение.21

Традиция безусловного подчинения лидеру, даже определенного преклонения перед ним, происходящая, вероятно, из системы родоплеменных отношений, в современных условиях преломляется через этнополитическую ситуацияю, трансформируясь на политических лидеров. И если, например, у хазарейцев духовный наставник и гражданский руководитель объединяются в одном лице, то у таджиков или узбеков религиозный фактор играет уже значительно меньшую роль. Едва ли не наиболее ярко это проявляется на примере Ахмад Шаха Масуда. В периодической печати существует уже сформировавшийся стереотип представлений об отношении афганских таджиков к Масуду. В принципе, как имел возможность наблюдать сам автор в разное время на протяжении 90-х годов вплоть до августа 2000-го года, этот стереотип в большей части соответствует действительному положению вещей.

Из этого факта проистекает важная особенность современной афганской военно-политической реальности. Смена тем или иным лидером своих политических пристрастий означает одновременно и переход на ту или иную сторону подчиненных ему военных формирований. В ситуации, когда политические рекомбинации нередки, а это напрямую относится к Афганистану 1990-х, названный фактор серьезно усложняет общий ход военно-политических событий. Позиция местных авторитетов оказывает чрезвычайно сильное влияние на ситуацию в стране. Они определяют характер морально-этической и социально-политической оценки населением той или иной местности любых решений или действий властей или иных сил общенационального масштаба.

В то же время, в силу особенностей исторического развития, для афганского менталитета в большинстве случаев характерным является преобладание регионализма в ущерб представлениям о принадлежности к единому централизованному государству. "… Их неукротимая ненависть к государственной власти и любовь к личной независимости мешают им стать могущественной нацией; но именно эта стихийность и непостоянство поведения превращают их в опасных соседей, поддающихся влиянию минутных настроений и легко увлекаемых политическими интриганами, которые искусно возбуждают их страсти".22

Из вышеизложенного следуют такие основные черты партий и иных политизированных структур в Афганистане:

– наличие обязательного религиозного элемента, значимость которого может варьироваться в незначительных пределах, всегда играя чрезвычайно важную роль;

– ярко выраженный этнический и конфессиональный критерий;

– местнический характер большинства группировок;

– важная роль военных, сориентированных, как правило, на те или иные внешние силы;

– чрезвычайно высокая степень единоначалия.

Первая политическая организация современного типа появилась в Афганистане в годы правления эмира Хабибулло-хана (1901-1919) и вошла в историю под названием "Машрута" ("Конституция") или "младоафганцы". Организация действовала нелегально и, раскрытая полицейскими агентами в 1909-м году была разгромлена. В 1947-м году возникло общественное движение "Пробудившаяся молодежь", деятельность которой носила кружковый и просветительский характер. В 1964-м году в Афганистане была разрешена деятельность политических партий. В 1965-м образовалась Народно-Демократическая партия Афганистана (НДПА), в 1967-м разделившаяся на две фактически автономные фракции – "Хальк" ("Народ") и "Парчам" ("Знамя"). К концу 60-х действовал уже целый спектр партий и движений: от леворадикальной маоистской "Шоалеи джавид" ("Вечное пламя") до правоэкстремистских исламских "Ихван уль-муслимон" ("Братья-мусульмане") и "Мусульманская молодежь". После прихода к власти Мохаммада Дауда (1973) деятельность партий была запрещена и все они ушли в подполье.

Развитие процессов модернизации в Афганистане при президенте Дауде привело к росту внутренней оппозиции. Появление оппозиции происходило в русле тех же закономерностей, которые ранее имели место в других мусульманских государствах. С одной стороны, представители социальных слоев, развивающихся в результате модернизации общества, вместе с частью традиционной элиты выражали недовольство недостаточно быстрыми темпами модернизации в Афганистане. В первую очередь, это имело отношение к среднему и низшему офицерскому составу армии, городской интеллигенции и среднему административному персоналу. Именно эти группы населения и составили социальную основу Народно-демократической партии Афганистана (НДПА), которая была образована в 1965 году. С другой стороны, появилась и оппозиция, выступающая против угрозы, которую несла, по их мнению, модернизация общества исламским ценностям. В среде этой оппозиции выделялся выделялся Гульбетдин Хекматиар, организовавший уже в то время первые вооруженные выступления против режима президента Дауда. Именно с возникновением этой оппозиции 1970-х связана хроника последующего развития межафганского конфликта, особенно после окончательного вывода советских войск.

Центром исламской оппозиции, связанной с международной организацией "Братья-мусульмане", являлся Кабульский университет. В 1975-м году Хекматиар эмигрировал в Пакистан, где создал Исламскую партию, в которую на этом этапе вошли и многие другие будущие лидеры вооруженной исламской афганской оппозиции: Бурханутдин Раббани, Юнус Халес, Мохаммад Наби, Ахмад Шах Масуд, Казы Амин, Абдул Сайяф, Сейид Омар, Сегбатулло Моджадади, Сейид Гейлани и другие. Под влиянием различных мусульманских организаций, а также пакистанских и иранских спецслужб, политико-религиозные воззрения Хекматиара становились все более максималистскими, что привело к расколу партии. Первым ушел преподаватель Кабульского университета Бурханутдин Раббани, после апрельской революции откололась группировка Юнуса Халеса, затем образовались самостоятельные группы С.Моджадади, С.Гейлани и другие.

Апрельская (саурская) революция 1978 года прошла по сценарию аналогичных выступлений, прошедших ранее в некоторых других исламских государствах. Как и в Египте в 1956 году, в Ливии, в Ираке, в Сирии, при поддержке среднего и младшего офицерского состава в результате военного переворота к власти в Афганистане пришли радикально настроенные сторонники ускорения модернизации в жизни традиционного общества из Народно-демократической партии Афганистана (НДПА). Военный переворот в Кабуле не вызвал на первом этапе какого-либо масштабного сопротивления в стране. Традиционное афганское общество восприняло апрельскую революцию, как продолжение исторической традиции управления в стране, тем более, что ряд лидеров НДПА (Тараки, Наджибулла) относились к традиционной пуштунской аристократии. Однако, затишье было недолгим. Противостояние перешло в плоскость вооруженной борьбы очень скоро и это было вполне логично. Если светский режим Дауда не удовлетворял оппозицию, объединявшую самые разные слои населения, склонные к традиционализму, то действия НДПА, направленные на ликвидацию частной собственности и ускоренное построение социализма, вызвали массовое отторжение у самых широких масс населения страны, абсолютно неготовых к восприятию социалистического эксперимента. Едва ли не самой страшной ошибкой нового кабульского режима была начавшаяся в 1978-м и усилившаяся в начале 80-х годов борьба с религией, ответной реакцией стало формирование движения сопротивления – джихад.


1 См. подробнее: Князев А. Смутные времена на крыше мира. Вернутся

2 Бушков В. Таджикистан и талибы. // Центральная Азия и Кавказ. Стокгольм. – 1997. – № 7. URL: http://www.ca-c/datarus/bd_rus.shtmll

3 Бушков В. Таджикистан и талибы. // Центральная Азия и Кавказ. Стокгольм. – 1997. – № 7. URL: http://www.ca-c/datarus/bd_rus.shtmll

4 Фархади Раван. Влияние ислама на освободительную войну в Афганистане. // Центральная Азия и Кавказ. Стокгольм. – 2000. – № 1(7), с.150.

5 Бушков В. Таджикистан и талибы. // Центральная Азия и Кавказ. Стокгольм. – 1997. – № 7. URL: http://www.ca-c/datarus/bd_rus.shtmll

6 Бушков В. Таджикистан и талибы. // Центральная Азия и Кавказ. Стокгольм. – 1997. – № 7. URL: http://www.ca-c/datarus/bd_rus.shtmll

7 Ламаулин М. Центральная Азия и ситуация в Афганистане. Центральная Азия и Кавказ. №7, 1997. http://www.ca-c/datarus/bd_rus.shtmll

8 Бушков В. Таджикистан и талибы. // Центральная Азия и Кавказ. Стокгольм. – 1997. – № 7. URL: http://www.ca-c/datarus/bd_rus.shtmll

9 Бушков В. Таджикистан и талибы. // Центральная Азия и Кавказ. Стокгольм. – 1997. – № 7. URL: http://www.ca-c/datarus/bd_rus.shtmll

10 Бушков В. Таджикистан и талибы. // Центральная Азия и Кавказ. Стокгольм. – 1997. – № 7. URL: http://www.ca-c/datarus/bd_rus.shtmll

11 Мурадов Г. Социальная структура афганского общества. Афганистан. // Российская Академия наук. Научный Совет по проблемам востоковедения. – 1999/ – Выпуск № 12, март. URL: http://www.fr.ru/12afg.htm

12 Мурадов Г. Социальная структура афганского общества. Афганистан. // Российская Академия наук. Научный Совет по проблемам востоковедения. – 1999/ – Выпуск № 12, март. URL: http://www.fr.ru/12afg.htm

13 Ахрамович Р.Т. Афганистан в 1961-1966 гг. Москва: Наука. – 1967 – с. 5.

14 Так случилось, например, при осуществлении афгано-американского гидромелиоративного "Гильмендского проекта". См.: Ахрамович Р.Т. Афганистан в 1961-1966гг. Москва: Наука. – 1967. – с. 5-6.

15 Ахрамович Р.Т. Афганистан в 1961-1966 гг. Москва: Наука. – 1967. – с. 6

16 Грюнберг А.Л., Рахимов Р.Р. Этикет у народов Афганистана.// В сб.: Этикет у народов Передней Азии. Москва: Наука. – 1988. – с.189.

17 В кабульском лицее "Хабибия" учились, в частности, Наджибулла и Ахмад Шах Масуд.

18 Мурадов Г. Социальная структура афганского общества. Афганистан. // Российская Академия наук. Научный Совет по проблемам востоковедения. – 1999/ – Выпуск № 12, март. URL: http://www.fr.ru/12afg.htm

19 Мурадов Г. Социальная структура афганского общества. Афганистан. // Российская Академия наук. Научный Совет по проблемам востоковедения. – 1999/ – Выпуск № 12, март. URL: http://www.fr.ru/12afg.htm

20 Фархади Раван. Влияние ислама на освободительную войну в Афганистане.// Центральная Азия и Кавказ. Стокгольм. – 2000. – № 1(7), с.150.

21 Фархади Раван. Влияние ислама на освободительную войну в Афганистане.// Центральная Азия и Кавказ. Стокгольм. – 2000. – № 1(7), с.151.

22 Энгельс Ф. Афганистан. // Маркс К. Энгельс Ф. Собр.соч., т.14, изд. 2-е. – Москва. – 1959. – с.78.

  Назад На начало страницы На главную страницу