"СЕПАРАТИЗМ" В СИНЬЦЗЯНЕ: МИФЫ И РЕАЛЬНОСТЬ

Судьбы любого этноса неотделимы от политических форм, в которых он развивается. Для Китая с III в. до н.э. такой формой была централизованная имперская государственность, которая вплоть до ХХ в. не имела себе альтернатив. Когда она распадалась, на ее территории возникали лишь несколько ее уменьшенных копий, чтобы через некоторое время снова уступить место единой державе.

Именно существование этого централизованного государства и сложившиеся еще в древности традиционные концепции по его управлению и развитию и послужили основными причинами устойчивого процесса консолидации китайского этноса и достаточно успешной аккультурации или полной ассимиляции им иноэтнических групп и индивидов.

Причем и в древности, и в средневековье аккультурация иноэтнических групп, пожалуй, являлась стержневым направлением развития этнических процессов в Китае. Даже в парадоксальной ситуации XIII-XIX вв., когда китайцы впервые в своей истории дважды утрачивали положение народа, политически господствующего на своей этнической территории и оказывались включенными в состав полиэтнических завоевательных империй, более фундаментальными оказывались факторы, определявшие ход естественной аккультурации, базирующейся прежде всего на численном превосходстве ханьцев, первенстве традиционных особенностей социально-экономической, политической и культурной жизни Китая над окружающим его внешним миром. Этот процесс был настолько глубок и так растянут по времени, что вступающие в контакты с китайцами неханьские этнические группы утрачивали свое этническое содержание и становились людьми "хуася" – ханьцами, чему способствовала и претерпевшая качественные изменения еще в древности государственная идеология, согласно положениям которой человеком "хуася" можно было не только родиться, но и стать. В этих условиях проблема сепаратизма отсутствовала: Китай существовал как моноэтническое государство, политические границы которого совпадали с ареалом проживания этноса.

В середине XVIII века ситуация качественно меняется. В результате завоевательных походов Цинской империи китайский этнос вновь оказался в непривычной для него ситуации, когда политические границы государства, закрепленные международными договорами, не совпадали с этническими границами его традиционного проживания, а включенные в состав империи новые территории и проживающие на них этнические группы, находящиеся на пограничных окраинах империи, требовали укрепления в них позиций центральной власти и традиционной китайской культуры. Незначительность численности китайского этноса, проживающего на этих территориях, компактность проживания коренных этнических групп и относительно кратковременный период их совместного проживания с ханьцами, дополняемые чужеродностью по отношению к традиционной китайской культуре самой Цинской империи, делали практически невозможным процесс их естественной аккультурации. Она приобретает насильственный характер и осуществляется путем навязывания населяющим эти территории этническим группам, порой стоящим на достаточно высоком (для своего времени) уровне социально-экономического, политического и культурного развития, черт китайской культуры через каналы государственной власти.

Однако, насильственное внедрение чуждых этническому самосознанию коренных народов этих регионов элементов китайской культуры не вело к их культурной ассимиляции. Достаточно развитое этническое самосознание постоянно их отвергало при первом же изменении политической ситуации в стране, порождая тем самым проблему сепаратизма, которая, обладая существенными отличиями на каждом из исторических этапов развития "новых" районов Китая, требовала дифференцированного подхода как к ее оценке, так и поиску методов противодействия ей. Причем, эта специфика в каждом из районов обладала собственными чертами, поэтому, учитывая общие направления государственной политики в сфере регламентации межэтнических отношений, ее анализ конкретно для каждого региона должен проводиться самостоятельно. Данный обзор будет касаться преимущественно проблем СУАР КНР.

В период господства Цинской империи имперская государственность не особенно утруждала себя заботой об обосновании своего присутствия на новых землях. Главная цель состояла в том, чтобы удержать их в качестве государственных территорий и обеспечить их номинальное подчинение центральному руководству через своих наместников и при содействии военных карательных экспедиций.

Умело используя принцип "контроля за варварами при помощи варваров" и учитывая объективные противоречия между тюркоязычными народами региона, цинская администрация достаточно успешно выполняла свою задачу. Несмотря на то, что мусульманское сопротивление цинскому господству в регионе имело место и даже приводило к возникновению квазинезависимых государств, созданных не на этнической, а на религиозно-конфессиональной основе (государство Якуб-бека Йэттишар в 1865-1876 гг.),оно не смогло достичь главной цели – независимости Восточного Туркестана от центральной власти.

С крахом Цинской империи в 1911 г. и изменением расклада политических сил в мире и Центральноазиатском регионе от руководства Республиканского Китая потребовалась разработка такой теоретической концепции, которая бы, учитывая разнородность этнических составляющих населения государства, обеспечила его территориальное и политическое единство. И такая концепция появилась в виде теории о "единой китайской нации", состоящей из разнородных этнических компонентов, связанных "единством хозяйственной и культурной жизни". Согласно положениям этой концепции,в понятие "китайская нация" официально включались пять этнических групп – ханьцы, монголы, маньчжуры,тибетцы и дунгане, которые, в силу своих этнических характеристик, ареалов проживания и долговременности взаимопроникновения и взаимовлияния хозяйственной и культурной жизни, по мнению разработчиков концепции, способны были обладать "единым этническим самосознанием". Тюркоязычные народы Китая в это понятие не включались; более того, введение его в практику государственной политики ставило квалификационные различия между ними и дунганами, объединенными ранее на религиозно- конфессиональной основе. События в Синьцзяне в республиканский период показывают, что это разграничение сыграло существенную роль как в характере сепаратистских движений, так и методах противодействия им.

Все выступления, имеющие место в Синьцзяне в этот период, имели отчетливую антиханьскую и антидунганскую направленность, различаясь лишь по своей внешне-политической ориентации, платформе, на которой проходило объединение, конечным целям, социальному и национальному составу участников. Характерной особенностью этих выступлений было и то, что объединение разнородных социальных и национальных сил в них (во всяком случае на начальных этапах) происходило на религиозной и либо на этнической, либо антиханьской-антидунганской основах. И хотя некоторые выступления 30-40-х годов и завершались образованием различного рода "республик", они были недолговечны. Кратковременность их существования объяснялась не столько умением или желанием властей подавить эти выступления в зародыше либо ограничить степень их влияния, сколько нестабильностью в рядах самой мусульманской оппозиции гоминьдановскому господству в Синьцзяне, отсутствием у нее внешних союзников и самоизоляцией на этнической и религиозной основах. Не составляла в этом смысле исключения и ВТР. Созданная при материальной и моральной поддержке и непосредственном участии СССР и призванная обеспечивать его политические интересы в контактах с КПК и Гоминьданом, ВТР "приказала долго жить" как только обстановка в Китае прояснилась и победа КПК стала исторически неизбежной.

С приходом к власти КПК контуры национальной политики в Китае резко меняются, приобретая классовые очертания, с одной стороны, и воспринимая влияние советских теоретических трактовок, с другой. Однако, сущностная часть теоретических разработок остается прежней – убедить общественное мнение, что Китай исторически складывался как "единое многонациональное государство", а "китайская нация" – как "суперэтнос". Отсюда, во-первых, признание за всеми проживающими на территории КНР народами статуса "нации" при одновременном включении в понятие "китайская нация" всех этнических групп "сопричастных к истории страны". Во-вторых, не признание принципов национального самоопределения и конфедеративного государственного устройства, а организация национально-государственного строительства на принципе районно-национальной автономии.

Несмотря на то, что в своем развитии концепция национальной политики КПК и прошла несколько специфических этапов, их анализ показывает, что эта специфика главным образом сводилась к тактике и методам осуществления национальной политики. Главная цель, которая ставилась КПК в ее политике по отношению к национальным районам, оставалась неизменной – удержать их в качестве неотъемлемой части территории КНР и, насколько возможно, мирными средствами провести социально-экономические и политические преобразования, обеспечивающие слом традиционных экономических и общественных отношений в них с последующим перераспределением господствующих политических элит и их подчинением единому руководству КПК, с одной стороны. А с другой – создание экономической, политической и идеологической основы для необратимости процесса интеграции национальных районов в единый Китай, претворения в них политических установок КПК и их полное подчинение единому централизованному руководству.

Основу национальной политики КПК в национальных районах составляла и продолжает составлять концепция "районно-национальной автономии", которая ни юридически, ни теоретически не содержит в себе попыток "колонизировать" национальные районы, либо "ассимилировать" неханьские народы КНР (См.: "Закон о районно-национальной автономии КНР); она лишь призвана интегрировать населенные неханьскими этносами территории в общее русло преобразований, осуществляемых в общегосударственном масштабе и, постепенно достигая цели "выравнивания" уровней социально-экономического и культурного развития населяющих Китай этнических групп, не допустить распада страны по этническому признаку. Другой вопрос, что практика национально-государственного строительства в КНР, социально-политическая обстановка в стране, особенности политической культуры и т.д. внесли в нее существенные корректировки, подчинив функциональную сторону национально-государственного строительства ее структурной стороне, а национальные (как в государственном, так и узко этническом смысле) интересы – интересам административно-командной системы с ее неотъемлемой частью – бюрократической элитой (следствие делегирования права на автономию не непосредственно этносу, а органам самоуправления в автономиях). Эти тенденции проявлялись отчетливо и потому, что практика административно-территориального деления КНР берет за основу национально- территориальный принцип, а практика формирования институтов политической организации – принцип "коренизации аппарата власти", при реализации которых становится все более и более очевидным, что абстракт "национально принадлежащей территории" не сплачивает проживающие в ее пределах этносы, а размежевывает их.

Однако, вопрос даже не в этом. Проведенный нами анализ этнического состава кадрового корпуса СУАР КНР показывает, что процесса "этнической инкорпорации" в данном регионе КНР не наблюдается. Но и это не столь важно. Важно другое, – проходя по ступеням бюрократической лестницы, чиновник как бы денационализируется, и тезис о том, что только представитель данного этноса в аппарате власти наиболее эффективно способен решать проблемы данного этноса, является не более, чем очередным мифом.

Второй существенный вопрос связан с неисчерпаемыми природными богатствами Синьцзяна, юридическими собственниками которых опять же (согласно закону) является местная бюрократия. Несколько замечаний по данному вопросу. Как и в начальные годы своего существования, так и в настоящее время СУАР, несмотря на свои огромные богатства, продолжает "жить в долг". За 34 года госбюджетом на капитальное строительство в автономном районе было затрачено 13.468,5 млн. юаней, включая 7.668,5 млн. юаней в качестве целевых ассигнований в местный бюджет на капитальное строительство. Аналогичная ситуация сохраняется и в настоящее время (см. Таблицу 1), поэтому претензии так называемых "сепаратистов" о том, что Китай "разграбляет природные богатства Синьцзяна", мы считаем, мягко говоря, наивными. Скорее всего речь идет о том,чтобы, сохранив за собой дотации центра, обеспечить бесконтрольное владение и пользование этими богатствами со стороны местной бюрократии. При этом этнический аспект проблемы в этом вопросе играет роль своеобразного "детонатора".

Третий вопрос связан с необходимостью освоения этих ресурсов, а следовательно – с наличием большого числа квалифицированных трудовых ресурсов и значительных финансовых средств, которыми до настоящего времени Синьцзян не располагает. Большую часть квалифицированного научно-технического персонала и квалифицированных промышленных рабочих составляют ханьцы. Возможности для подготовки национальных научно-технических специалистов и квалифицированных рабочих, хотя они и предпринимаются весьма интенсивно, пока ничтожны. В условиях же необходимости освоения природных богатств Синьцзяна, особенно в труднодоступных нефтеносных районах Таримской впадины, возникает необходимость направления в регион специалистов из Центрального и Восточного Китая, преимущественно – ханьцев, что и подпитывает "сепаратистские настроения", но повторяю – это необходимость, связанная с нуждами экономического развития региона.

Наконец, не менее серьезной является демографическая проблема, от решения которой зависит судьба не только Китая (и Синьцзяна как его составной территории), но и всего мира. Нам бы не хотелось вступать в спор по поводу численности того или иного этноса в СУАР КНР. Вопрос в другом, во-первых официальные данные прироста населения показывают его преобладающее увеличение (исключая период 50-70-х годов) за счет неханьских этнических групп.

С другой стороны, уже в течение полувека Китай живет в условиях демографического дискомфорта. По мнению одних китайских демографов, оптимальным для КНР является население в 700-800 млн. человек,по мнению других – не более 300-400 млн. человек. Согласно же прогнозу Государственного комитета по науке и технике КНР к 2000 г. население страны может превысить 1,4 млрд. человек. По данному прогнозу, при одном ребенке на женщину в фертильном возрасте население страны может сократиться к 2080 г. до 370 млн. человек, а в среднем при 1,5 ребенка – до 780 млн. человек. Пока политика однодетной семьи, проводившаяся достаточно жестко в 80-е годы, сократила среднее количество детей на женщину в указанном возрасте до 2,3. Если такая ситуация сохранится и впредь, то население Китая возрастет к 2000 г. до 1.286 млн., к 2050 г. – до 1.913 млн., к 2080 г. – до 2.132 млн. человек. В национальных районах Китая демографическая ситуация осложняется и тем, что введение мер по ограничению рождаемости среди национальных меньшинств, во-первых, не оказывает должного эффекта, а во-вторых, обостряет напряженность в регионах, являясь косвенным поводом усиления "сепаратистских настроений" и обострения межэтнических отношений.

Достаточно отчетливо данная тенденция проявляется и в СУАР КНР, где введение мер по ограничению рождаемости среди национальных меньшинств в 1984 г. не только не дало ожидаемого результата, но и вызвало серьезное противодействие со стороны неханьских этнических групп до предела усложнив политическую ситуацию в регионе.

Примечания:

По официальным данным четвертой Всекитайской переписи населения (1990 года),на территории СУАР КНР проживали представители 48 национальностей, исключая лиц, чья национальная принадлежность не была точно установлена, а также иностранцев, принявших китайское гражданство. Однако, несмотря на такое этническое многообразие, многие национальности представлены в регионе незначительно и составляют малую часть представителей данного этноса, проживающих на территории КНР. Исключая представителей ханьского этноса, большую часть остального населения СУАР (90,2%) составляли лица 12 национальностей, по степени своей этнической концентрации в регионе представленные по-разному (См.: Сыроежкин К. Этносоциальный фактор развития Синьцзяна. – "Проблемы Дальнего Востока", 1990, № 2, c.81). Стремительный рост некоторых этнических групп в 80-е годы по сравнению с 70-ми годами объясняется не столько их значительным естественным приростом, сколько политической либерализацией 80-х годов, когда на государственном уровне пропагандировался лозунг "восстановления подлинной национальности" и быть "русским", "маньчжуром" и т.д. было столь же безопасно, как и "ханьцем".

Источники: Синьцзян вэйуэр цзычжицюй гайкуан. – Урумчи, 1985, с. 10; Синьцзян няньцзянь. 1988 – Урумчи, 1988, с. 57; Cиньцзян няньцзянь. 1993.- Урумчи, 1993, с.42; Синьцзян няньцзянь.1995.- Урумчи,1995, с. 53; Синьцзян тунцзи няньцзянь. 1990, Пекин, 1990, с. 87-88; Чжунго 1982 нянь жэнькоу пуча цзыляо.- Пекин, 1986, с. 218-231; "Цзуго", 1969, № 69, c.2-4; The Kazaks of China. Essays on an Ethnic Minority. Stockholm, 1986, p. 30.

Демографическое давление изнутри на границы Китая может в конце концов привести к их прорыву. Хотя, в силу ужесточения иммиграционных законов в большинстве государств массовая официальная эмиграция китайцев в соседние страны и более отдаленные районы мира не реальна, значительная тайная инфильтрация китайцев в страны, где уже имеются многочисленные китайские эмигрантские общины вполне возможна.

В случае провала своей демографической политики Китай будет загнан в угол. Политический менталитет китайцев неизбежно вновь окажется под влиянием воспоминаний об "утраченных землях", которые включают обширные территории России, Казахстана, среднеазиатских государств, не говоря уже о МНР. Не исключено, что как и в годы "культурной революции", китайцы будут считать, что, благодаря своей многочисленности, они как нация сумеют пережить даже крупномасштабную ядерную войну. Более того, на северной границе Китая, в отличие от его южной границы, китайское демографическое давление не уравновешивается сколь-нибудь сравнимым давлением с обратной стороны, а это уже выходит далеко за рамки просто демографической проблемы и затрагивает интересы третьих стран.

Все эти факторы и составляют "pro & contra" при анализе так называемых "сепаратистских тенденций" в Синьцзян-Уйгурском автономном районе КНР.

Первую группу составляют сепаратистские движения, носящие субрегиональный характер и вызванные межэтническими противоречиями ("этнической конкуренцией") между обладающими де-юре равными, но де факто – административно подчиненными автономными национальными образованиями. Эти противоречия наиболее рельефно наблюдаются как на уровне уйгуры – казахи, монголы, киргизы, дунгане, так и на биэтническом уровне и проявляются прежде всего в виде стремления менее малочисленных, но обладающих "собственными национальными территориями" этнических групп обособиться от уйгуров и войти в непосредственное подчинение центру на правах национальных автономных районов.

Эта группа сепаратистских движений непосредственно не угрожает территориальной целостности КНР, а напротив, являясь постоянным фактором, ограничивающим влияние уйгуров в регионе, достаточно активно используется центром в его противодействии "уйгурскому сепаратизму".

Существенно и то, что за годы функционирования этих территорий в качестве национально-территориальных автономий в них произошли существенные этносоциальные изменения и в большинстве из них доминируют ханьцы, и как этническая и, особенно, как активная социальная сила. Поэтому образование в их пределах независимых от КНР этнических государств практически невозможно; равно как и нет смысла (с позиций центра) предоставлять им более широкие автономные права. Решение проблем сепаратизма в этих регионах СУАР решается достаточно просто: поощрение миграции ханьцев, усиление воинских контингентов с соответствующим ограничением внешнего влияния, осуществление необходимых кадровых перестановок с заменой национальных лидеров на уйгуров или ханьцев.

Вторая группа – региональные сепаратистские движения, которые по своим целям, характеру деятельности и особенностям влияния на социально-политическую обстановку в регионе подразделяются на несколько категорий.

(1) Сепаратистские движения на религиозной основе, ставящие своей целью создание на территории Синьцзяна "Исламской Восточно- Туркестанской Республики". Наибольшее распространение эти движения имеют в округах Южного Синьцзяна, где влияние религии наблюдается наиболее отчетливо, а социальная база (в том числе и из числа власть предержащих) наиболее широка. Однако, слабой стороной этих движений является, во-первых, то, что в условиях полинационального и многоконфессионального Синьцзяна выдвигаемые их лидерами лозунги не воспринимаются не только большинством населения региона, но и даже исповедующими Ислам народами. Во-вторых, сама сепаратистская деятельность под эгидой религиозных организаций ставит последние вне закона, что еще раз было подтверждено руководством автономного района, принявшего в 1989-1990 гг. специальные законодательные акты, регламентирующие деятельность как религиозных организаций, так и духовенства. В-третьих, эта деятельность может осуществляться только при значительных зарубежных финансовых вливаниях, поскольку существование самих религиозных организаций полностью зависит от государственных дотаций.

(2) Сепаратистские движения на этнической (преимущественно, уйгурской) основе. Наиболее распространенная форма в 80-х и начале 90-х годах, но претерпевшая существенные изменения в настоящее время. Главная цель – создание в пределах автономного района независимого этнического государства Уйгурстан. Сильный момент – наличие возможности, воздействуя на этническое самосознание, мобилизовать на активные действия уйгуров, проживающих как в пределах КНР, так и за рубежом. Слабые стороны: отсутствие поддержки у других (в том числе и тюркоязычных) этнических групп; явная этническая направленность движения; разжигание антиханьских настроений; недооценка этносоциальной ситуации в регионе и его экономического потенциала; ориентация главным образом на зарубежную поддержку и помощь; в 90-х годах переход от преимущественно пропагандистской деятельности к организации террактов и диверсий с целью привлечения внимания мировой общественности к "проблеме самоопределения уйгурского народа".

(3) Сепаратистские движения за воссоздание "Восточно-Туркестанской Республики", получившие наибольшее распространение в последние два-три года,как движения, отпочковавшиеся от второй категории. Существенным преимуществом этих движений является снятие в них лозунга о создании Уйгуристана и его замена пропагандой идеи о воссоздании существовавшей в 1944-1946 гг. ВТР, как формы государственной независимости коренных народов Синьцзяна. Недостаток – антиханьская направленность и отсутствие поддержки в округах Южного и Восточного Синьцзяна, где и в период существования ВТР ее эмиссары рассматривались не иначе как "агенты Кремля" и подвергались суровым наказаниям. Существенное значение имеет и то обстоятельство, что деятельность этой категории сепаратистов в значительной степени зависит от поддержки из-за рубежа и осуществляется преимущественно под руководством (либо влиянием) организаций уйгурской эмиграции.

Однако, не исключена возможность (и такие факты имеют место) объединения на компромиссной основе движений второй и третьей категорий, в котором воссоздание ВТР может рассматриваться лишь как тактический ход, обеспечивающий поддержку (либо безучастие) неуйгурских местных народов СУАР за достижение конечной цели – образование Уйгуристана.

(4) Скрытая форма сепаратизма, выражающаяся в попытке местной политической элиты обеспечить себе максимальную независимость от центра в сфере владения и распоряжения основными производственными фондами (включая недра) автономного района в рамках действующей системы регионального хозрасчета и районно-национальной автономии, либо приобретения независимости (с сохранением своего привилегированного положения в регионе) с радикальными изменениями политической ситуации в стране. Данная форма представляется нам наиболее реальной, поскольку она осуществляется в рамках закона и объективных социально-экономических и политических изменений, происходящих в КНР: А с другой стороны – силами, которые уже сегодня находятся на вершине иерархической пирамиды власти – в случае возникновения политических катаклизмов им стоит лишь сменить "окраску", став либо большими националистами, чем лидеры подпольных сепаратистских организаций, либо большими демократами, чем новое руководство в центре. Существенно и то, что она (хотя бы по форме) не несет в себе антиханьской направленности, а представляется вполне закономерным и логически обоснованным первенством региональных интересов. Следовательно – не грозит моментальным распадом сложившейся этносоциальной структуры трудовых ресурсов региона и его экономическим крахом.

Учитывая все вышеизложенное, тем не менее, необходимо подчеркнуть, что в обстановке бюрократически централизованного повсеместно антидемократического режима ни национальная государственность, ни федерализация страны по этническому или какому бы то ни было иному признаку ничего не может дать рядовому гражданину, ибо каждый из национальных (региональных) отрядов граждан неминуемо подпадает под власть не менее антидемократических местных властей. Поэтому решение национальной проблемы вообще и сепаратизма, в частности, лежит не в легитимном закреплении полномочий и положения местной и централизованной бюрократии, а также социально-экономических и культурных условиях существования отдельных этносов (хотя это и не последние факторы).

Решение в иных сферах, охватывающих проблемы формирования полноправного гражданина и гражданского общества, в котором интересы и гражданские права отдельной личности, общечеловеческие ценности превалируют над узконационалистическими и псевдогосударственными (чиновно-бюрократическими) интересами. В противном случае, угроза интенсификации сепаратистских тенденций всегда будет существовать, а сами они, в зависимости от ситуации в стране и расклада политических сил в мире, будут приобретать ту или иную форму. Оценивая ситуацию в современном Синьцзяне, можно предположить, что пока разногласия между лидерами этих движений, между этносоставляющими их социальной базы, между действующим политическим истеблишментом и претендующими на политическое лидерство националистами превалируют над стремлением к единству; наконец, конечная цель этих движений различна, а их зависимость от внешней поддержки, финансовой и материальной помощи из-за рубежа весьма существенна. Однако, это не означает, что оппозиция действующему режиму нереальна, нет, она, по нашему мнению, лишь пока не приобрела реальной основы и очертаний.

Учитывая же китайскую реальность, можно утверждать, что прочность КНР как "единого многонационального" унитарного государства зависит, во- первых, от степени централизации управления и проводящейся федеральным руководством политики, в том числе и в сфере регламентации межэтнических отношений. Во-вторых, от отводимой в системе национальной автономии и концепции национально-государственного строительства роли и места федерально консолидирующему этносу (ханьцам) и постановки этих вопросов в государственной идеологии. В-третьих, от менталитета и политической культуры, степени социально-экономического развития самого консолидирующего этноса, его этно-психологических характеристик. Наконец, от степени опережения политических преобразований преобразованиями экономическими, имеющими целью формирование экономически независимого гражданина и на этой основе – гражданского общества, как условия решения социальных вопросов на демократической основе.

Мы поможем Вам купить готовое ооо москва